Отбой на заре. Эхо века джаза (сборник). Френсис Скотт Фицджеральд

вполголоса себе под нос: «Ах, да сам заткнись!», и Бэзил вполне угадывал смысл слов, хотя толком ничего разобрать не мог.

      Но Эвелин Биби полностью оправдала все ожидания Бэзила. Едва выйдя на сцену, она тут же приковывала к себе внимание зала, и Бэзил это отметил, добавив ей реплик. Он завидовал тому слегка сентиментальному удовольствию, которое она испытывала от совместных с Хьюбертом сцен, и даже ощущал неопределенную и обезличенную ревность, видя, как почти каждый вечер после репетиций Хьюберт подвозил ее домой в своей машине.

      Однажды на второй неделе репетиций Хьюберт опоздал на целый час, вяло отработал первый акт, а затем объявил миссис Халлибартон о том, что ему пора домой.

      – А что случилось? – спросил Бэзил.

      – У меня дела.

      – Что, очень важные?

      – А тебе какое дело?

      – Да такое! – запальчиво ответил Бэзил, но тут вмешалась мисс Халлибартон:

      – Не нужно ссориться, ребята! Хьюберт, Бэзил ведь просто хотел сказать, что если это не слишком важное дело, то… Мы ведь все здесь жертвуем своим свободным временем ради того, чтобы у нас получилась успешная постановка!

      Это замечание явно не вызвало у Хьюберта ничего, кроме скуки.

      – Мне нужно съездить в центр и забрать отца.

      Он бросил холодный взгляд на Бэзила, словно желая ему сказать – ну, попробуй скажи, что это ерунда!

      – А почему же ты тогда опоздал на целый час? – спросил Бэзил.

      – Потому что мне нужно было помочь маме.

      Вокруг собралась уже целая группа, и он окинул окружающих взглядом победителя. Ведь причина была уважительная – и лишь Бэзил заметил, что это было вранье.

      – Чепуха! – сказал он.

      – Может, для тебя и так… Генеральчик!

      Бэзил шагнул к нему, его глаза сверкнули.

      – Что ты сейчас сказал?

      – Я сказал «генеральчик». Разве не так тебя прозвали в школе?

      Это было правдой. Кличка преследовала его и дома. И даже когда он прямо-таки побелел от ярости, на него тут же навалилось полнейшее бессилие от понимания того, что прошлое – оно всегда рядом, никуда от него не деться. На миг ему показалось, что вокруг – смеющиеся над ним его школьные недруги. Хьюберт засмеялся.

      – Уходи! – натянутым голосом произнес Бэзил. – Ну, давай! Уходи!

      Хьюберт опять засмеялся, но Бэзил внезапно к нему шагнул, и Хьюберт тут же сделал шаг назад:

      – Да не очень-то и хотелось участвовать в твоей пьесе! Очень надо!

      – Тогда уходи и не возвращайся!

      – Успокойся, Бэзил! – безмолвно нависла над ними мисс Халлибартон; Хьюберт вновь засмеялся и стал искать взглядом свою кепку.

      – Я в твоем дурацком погорелом театре участвовать точно не буду! – ответил он и медленно, с веселым видом, развернулся и, не торопясь, ушел.

      В тот день реплики Хьюберта читал Рипли Бакнер, но казалось, что над репетиционным залом нависла туча. Игре мисс Биби не хватало привычной силы, все остальные актеры