Русская весна. Антология поэзии. Коллектив авторов

пшеничку взошла куколь.

      Те стреляли, а эти вешали,

      Только разницы никакой.

      Здесь не росчерк, а фальшь факсимиле,

      Как в салонах ни процедурь:

      Проступает печать насилия

      Синяками сквозь поцелуй.

      В Бургер-Кинге ли, Баскин-Роббинсе

      Те же самые окружат,

      Посочувствуют – оскоромился,

      Присоветуют оранжад.

      Но не слякотными обидами,

      А лишаем на лишае

      Дышит муза моя убитая,

      Горевавшая лишь по мне.

      Так давай же, крути, проматывай,

      Заговаривай полухворь,

      Этой кровушки цвет гранатовый,

      Этой касочки – полевой.

      Покажи нам вторую серию,

      Муза русская, дуй в свирель.

      Бедный дом наш, увитый зеленью,

      Чем обугленней, тем светлей.

      "Там, где жгут мои книги…"

      Там, где жгут мои книги, выкрикивая «Ужо!»,

      И за здравие молятся там же, слегка поодаль,

      Где для русских цыган я, а для цыган гаджо,

      Ты, штатива не ставя, просто меня пофотай.

      Будет мокрым асфальт и небо серым-серо,

      Будто луч никогда не касался панельных секций

      И над овощебазой только что рассвело

      И заныло в груди хрящеватое солнце, сердце ль.

      Здесь без разницы, кто ты, заводчик иль конокрад.

      Просто те ненавидят этих, и вся морока,

      И туманно похожий на шестерню коловрат

      Попирает кресты с ухмылкой оксюморона.

      Говорят, постмодерн: зазеваешься – украдут

      Или как-то иначе навалятся и обманут.

      Не тебя ли заждался в казённых дождях травмпункт,

      Замерзая в унылых московских снегах, как мамонт?

      …Как тебе это фото, не слишком ли ярок фон,

      Где за счастьем вселенским идут и идут колонны?

      Это ль братья мои на первенстве мировом,

      То черны, как смола, то, как вымя, бритоголовы?

      Но пока они эту раздвоенность усекут,

      Можно сгрызть удила и умчаться в родные степи.

      Полукровкина участь расчислена до секунд:

      Ни секунды единой ни с этими и ни с теми.

      Русской весне

      От Заречья до самых Раменок,

      Тех, откуда судьба звала

      В социальную сеть ограбленных,

      Отодвинутых от стола,

      По апрельской земле коричневой

      Ветры буйные распластав,

      Отдает ледяной опричниной

      Серый вереск погранзастав.

      Как оке будет – надолго ль, накрепко ль?

      Европейский ли содомит

      Нефтеугольной вспыхнет Африкой,

      Снежной Арктикой задымит?

      Не бубоны б теперь отыскивать,

      Мертвых прадедов укорять,

      А от скотства поправить изгородь,

      И не наново – вдругорядь.

      В этом городе, ломком, путаном,

      Словно Отче Наш, заучу,

      Светоносную степь над Бутовым,

      Либеральную к сволочью,

      Потому