Нефтяная Венера (сборник). Александр Снегирёв

бе надо будет только там париться. В этом хамаме.

      – В хамаме, – повторяет Ваня. – Хамама!

      Слово его смешит, он пробует его, произносит на все лады. Тонким голосом, басом, растягивая звуки или, наоборот, скороговоркой:

      – Хамама, ха-а-а-м-а-а-м-м-м-а-а-а, хмама!

      Шофер «Газели» делает радио погромче. Ваня принимает вызов:

      – Хамам, хамам, хамам!!! – орет он, перегибаясь через меня к шоферу.

      – Хамам, – пискляво кривляюсь я в ответ, оттянув пальцами уголки глаз. Типа я китаец.

      – Хамам! – зловеще трубит Ваня мне в лицо, сделав большие глаза.

      – Слышь, потише! – рявкает наконец шофер, собираясь сплюнуть, но не сплевывает.

      Корчу гримасу, будто ужасно испугался, Ваня хохочет. Оставшийся путь преодолеваем без приключений. Вот уже и старый забор нашей дачи.

      – Остановите здесь, – говорю шоферу. – Земля не промерзла, застрянем.

      – Открывай ворота, – раздраженно буркает шофер.

      Мы вполне можем донести вещи от «Газели» до дома, не заезжая на влажную лужайку. Хоть и начало декабря, но погода апрельская.

      – Застрянем!

      – Сам разберусь! – Мы в глазах шофера два ни на что не годных идиота. Куда нам знать, проедет он или нет.

      – Не надо ехать, колефа будут букфовать, – вмешивается Ваня, теребя ухо и глядя вниз и в сторону. Он всегда шепелявит, когда волнуется.

      Шофер издает глухое рычание. Я пожимаю плечами.

      – Ладно, Вань, дяде виднее…

      Ваня находит ручку, тянет ее на себя, дверца открывается. Пыхтя, он вываливается из кабины.

      – Мокро!

      – Вот тебе ключ, отпирай дом.

      Эти шоферы грузовиков люди особые, никто им не указ. Помню, я был ребенком и родители заказали грузовик – перевезти старую мебель. Водила не послушал моего отца, пришлось вызывать трактор, чтобы его вытащить. Лет пять назад, когда ремонтировали фундамент, «КамАЗ» с песком приехал прямо во время дождя, вопреки предупреждениям, и застрял до вечера. Пришлось откапывать все четыре колеса, следы колеи видны до сих пор.

      Снимаю холодный замок с ворот. «Газель» катит поперек участка к дому. У самой веранды забуксовывает. Шофер газует. Колеса прокручиваются.

      «Еще один умник», – я не спеша прохожу мимо.

      Шофер выскакивает из кабины, оглядывает колеса, увязшие на треть в сырой земле.

      – Сначала разгрузимся, потом будем тебя вытаскивать, – пришло мое время командовать. Я оплачиваю доставку и разгрузку.

      Cовершив долгожданный плевок, шофер откидывает тент. Кое-какая мебель из бабушкиной квартиры. Две старые разобранные темно-коричневые кровати, большое мутное трюмо со сколом, табуретка, торшер и румынский полированный комод с выдвигающимися ящиками. Взяв спинку кровати, поднимаюсь по ступеням, пересекаю веранду. Ваня все еще возится с входной дверью.

      – Пап, замок сломался!

      – Дай-ка мне, – поставив спинку кровати на пол, наваливаюсь на дверь плечом, поворачиваю ключ. – Прижать надо чуть-чуть.

      С этой дверью и раньше возникали проблемы. Помню, как приехал сюда с подружкой. Предполагался романтический уик-энд. Однако наши планы чуть не рухнули, пол на веранде перекосило, широкая доска выперла выше уровня порога, и дверь перестала открываться. Пришлось два дня лазать через окно. Впрочем, мы спальню особенно и не покидали. Теперь такое не случится, родители отремонтировали фундамент, пол больше не перекашивает. Просто дверь старая, своенравная.

      Заходим в прохладную темную комнату. Резкий яблочный запах. В сентябре мы с Ваней разложили урожай на полу, теперь возим понемногу в город.

      – Открывай ставни, – руковожу я.

      Протискивается шофер, обхвативший руками румынский комод.

      – Куда ставить?

      – Сюда, – киваю на место у стены, под выцветшей репродукцией Ренуара.

      Голая «пышка» сидит на разбросанной постели вполоборота к зрителю. Все цвета, кроме синего, выгорели еще до моего рождения. Синяя краска в советских типографиях была самой стойкой. Странно, что не красная. Не могли производство стойкой краски идеологически правильного цвета наладить. Из-за таких мелочей Союз и рухнул. Лицом и прической «пышка» напоминает мать, ребенком я считал, что это ее портрет. Накатывают воспоминания, но я их быстро блокирую в воображаемом бетонном мешке, как радиоактивные отходы, и бросаю в воображаемую же пропасть.

      Минут за десять мы с шофером перетащили весь груз в дом. Я расплатился, и он вернулся к «Газели» решать, как выбраться из раскисшей земли.

      Сам виноват… Только лужайку разворотил.

      Вани нигде не видно. Одна из голубых ставень приоткрыта, остальные – нетронуты. Сбежал, пока мы разгружались. Опять торчит у дороги, подбирает всякую всячину. Обочина как берег моря – всегда есть шанс что-нибудь найти. Осколки фар, колпаки от колес, а если повезет – даже целехонькое боковое зеркало. У Вани уже собралась внушительная коллекция.