Исповедь последней слезы. Максим Александрович Юрченко

безмятежным голосом спросил я.

      – Мы еще не решили, но скорее всего в ближайшие дни, – сказала Лена. – Ты не подумай, это вовсе не из-за тебя. Просто, после ухода мамы, я на многие вещи стала смотреть по-другому. Пускай на их осмысление и понадобилось столько времени. Ты мой брат и я всегда буду тебя любить, но пойми, мне двадцать пять, и надо что-то решать. Нужно двигаться в каком-то направлении.

      Коля взял ее за плечо и, с лицом полного стыда, поцеловал в макушку, отводя от меня взгляд. Не сказать, что я был полон чувств, по отношению к сестре, но я не думал, что останусь один.

      – Я как последний листок на дереве, – практически шепотом прошипел я себе под нос.

      – Что? – не расслышав, переспросила Лена.

      – Хорошо, что вы решились на это дело, – более уверенным голосом ответил я.

      – Ты не будешь кукситься?

      – Я сам давно хотел вам предложить.

      – Ну, – Коля встал из-за стола. – Вот и здорово, что теперь между нами нет недомолвок! – он показал мне кулак, как это делают боксеры на всех своих фото, и вышел с кухни.

      – Ты правда не расстроен? – положив мне руку на плечо, спросила Лена.

      – Ни капельки, теперь девчонки штабелями будут заваливаться! – в ответ на жест, я положил руку поверх ее.

      – Спасибо, я думала, ты воспримешь это слишком близко к сердцу. Особенно после того, как ушла мама.

      – Не бери в голову. Все нормально. Мне недавно стукнуло двадцать лет, пожарить яйца я сумею.

      Именно после этих слов, до меня дошло их значение в полной мере. Я одиночка, и я это понимаю, я не люблю людей, я призираю их – это да. Но остаться без них, к этому я не был готов. Я не был готов и к тому, что сквозь раскаты басистых композиций «Лил Джона» до меня не будет долетать оргазмичный стон моей сестры, что эти ненавистные рыжие волосы мне больше не придется собирать пылесосом по всему дому, что каждый раз после работы она не принесет мне очередные суши. День и впрямь выдался полным говном. Лучше бы меня освистали еще тысячу раз мои одногруппницы, да я бы станцевал перед ними без трусов, если на то пошло.

      «Я как последний листок на дереве» – ненавижу поэзию. Теперь я ненавижу ее всем сердцем!

      – Помочь тебе собрать вещи?

      – Они уже собраны, – она опустила свой взгляд и посмотрела на край стола, теребя темную ткань Колиной борцовки.

      – Ну что ж, желаю всего самого-самого.

      Я встал, протянул руку своей сестре, первый раз, за все наше с ней существование в этом грешном мире. Она сделала выпад из танцев, когда балерины или типа того, прощаются со зрителем и пожала мою ладонь. Когда она выходила из кухни, я видел половину ее задницы, торчащую из-под майки. Соглашусь, не стоило смотреть, но она моя сестра, и сейчас я не могу не посмотреть ей вслед, хотя знаю, что увижу ее еще тысячу раз. Но все последующие встречи будут сродни родственников. Дальних родственников. С этой минуты, она мне больше не сестра. С этой минуты, она переходит в класс родни.

      А я