Сломанная корона. Паганини. Полина Чех

кое-чем подинамичнее разговора.

      – Ммм, – Леша с наслаждением втягивает воздух. – От тебя пахнет мыльными пузырями. Как будто в детство вернулся.

      Я смеюсь. Это запах моего нового, купленного утром белья. Похоже, кто-то свыше подсказал мне, что оно понадобится именно сегодня.

      Или кто-то «сниже»…

      – Ты такая потрясающая, – говорит парень, терзая мою грудь зубами. – В тебе все, словно по моему заказу… Рыжие волосы, карие глаза, кожа, как у фарфоровой куколки, утонченная фигура…

      Мне хочется сказать ему, что вообще-то, дело обстоит совсем наоборот – идеал здесь он, а вовсе не я. Но слова потерялись в разрядах низковольтного тока во всех местах, куда только добрались его руки, тело и губы.

      – Господи… – только и могу стонать. – За что мне это седьмое небо?..

      – Седьмое?.. Если позволишь, я доведу тебя до девятого…

      – Круга?

      – Только если захочу поиздеваться, – с хитрой ухмылкой он покусывает меня за внутреннюю сторону бедра.

      Затем нежно целует через оставшейся на мне лоскуток ткани внизу. Я с шумом втягиваю воздух. Нет, это уже невозможно терпеть!

      – Можно тебя? – словно робкий мальчик, спрашивает Леша, когда я уже совсем изнемогала от желания.

      Вместо ответа издаю стон чуть ли не на всю квартиру.

      Нарисованная музыка (Москва)

Архитектура – это застывшая музыка.Шеллинг

      Пока Леша пошел в душ, я заправляю кровать и сажусь на нее, попивая кофе. Настолько увлекаюсь при этом различными мыслями, что больше пью сам запах чашки, чем ее содержимое.

      Слышу шаги и поворачиваюсь на звук. Леша показывается в дверном проеме, абсолютно раздетый. Мои щеки розовеют, и я смотрю в пол.

      – Всегда удивлялся, почему после секса девушки умудряются стесняться наготы, – посмеиваясь говорит он и демонстративно проходит мимо меня, ничем не закрываясь.

      – Наверное это потому, что ночью ничего не видно.

      Я быстро поднимаю глаза на его кожу цвета слоновой кости и тут же вновь смущаюсь.

      – Как раз ночью видно гораздо больше, чем днем.

      Он обходит меня сзади и оставляет печать поцелуя на моем плече. Печать с гербом его потрясающего голоса со слегка протяжными гласными. Кому-то эта черта тембра может показаться манерной, но я виду в этом стремление вечно петь.

      – И что же видно ночью? – я дрожу от его дыхания на обратной стороне моей шеи.

      – Обнажены не только тела, но и их души. Их желания, мечты, мысли… Страхи, – добавляет он, намеренно подув в мои волосы, отчего меня слегка передергивает.

      Леша берет меня за руку и поднимает на ноги. Его горячая ладонь ведет меня к зеркалу. Он встал чуть позади и улыбнулся нашему отражению. Почему-то в зеркало смотреть было не так стеснительно – и я даже позволяю себе ухмыльнуться нашим двойникам из Зазеркалья. Заметив, что я снова стою на носочках, Леша пошутил на эту тему, как чуть ранее этим утром, когда я на кухне творила нам завтрак. По-моему, я даже засмеялась. Не уверена.