Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах. Андрей Дышев

раздался между ними голос Кочина, будто командир полка был в окружении телефонисток.

      Слишком родным и близким показался Гешке этот голос. Настолько близким, будто Кочин стоял рядом и смотрел в Гешкины глаза. «Это я, ваш сын», – хотел произнести Гешка, но горло вдруг свело судорогой. Гешка не выдержал, опустил трубку на телефон, прижал ее покрепче, закрываясь от Кочина тысячами километров, горами, песками, туманами, стенами отцовской дачи…

      Он сидел у камина, глядя на обернутые в огонь поленья, и представлял, как Кочин недоуменно смотрит на онемевшую телефонную трубку, как звонит коммутаторщику и выясняет, кто его разбудил, а коммутаторщик оправдывается, что звонили из самой Москвы, некто генерал Дроздовцев или Простовцев, и Кочин, конечно, догадывается, о каком генерале речь, и до самого утра не будет спать, а думать про Гешкину маму, про когда-то веселого выдумщика и балагура Леву Ростовцева, про письмо, которое передал для Любови Васильевны, «милой Любы», и о том, что жизнь чертовски запутана и драматична.

      Утром сквозь сон Гешка услышал, как у ворот остановилась машина, как хлопнула дверца, как завизжали колеса о дорожную наледь. «Это Саша, – подумал Гешка, но не открыл глаза. – Может, привез все-таки шмотки?»

      Он проспал, как ему показалось, еще несколько часов и, когда сдвинул вниз край одеяла и посмотрел на свет божий, то увидел Тамару. Она стояла спиной к нему и трогала корешки книг на полке. Дубленка ее лежала на кресле, как худое мохнатое животное. Под каблуками сапожек чернели лужицы растаявшего снега.

      – Привет, – буркнул ей Гешка и прошлепал в душевую.

      Тамара сидела у камина, где еще светились угли, покачивала красивой ножкой в высоком сапожке и листала какой-то путеводитель. Гешка вернулся к дивану, сел и стал натягивать на ноги джинсы.

      – Тебе по ночам не холодно? – спросила Тамара.

      – Я по ночам у камина сижу. Если сделать одну хорошую закладку, то можно окна открывать.

      – Ты растолстел, – сказала Тамара, глядя, как Гешка втягивает в себя живот, застегивая верхнюю пуговицу джинсов.

      – Это в госпитале. Там хорошо кормили.

      – У тебя уже все зажило? Не больно? Покажи ранку!

      Она встала, подошла к нему.

      – Вот, – Гешка показал пальцем на ключицу. Тамара встала на цыпочки, скосила глаза, обвела ноготком вокруг розового рубчика.

      – Так интересно… Только как же это тебя угораздило туда загреметь? Не хватило возможностей у твоего папика, что ли?

      Гешка вдруг обхватил ее одной рукой за спину, другой – за затылок и прижал к себе.

      – Покалечишь, амбал! – забеспокоилась Тамарка, но не сделала попытки высвободиться.

      – Ты почему сбежала с финала? – спросил Гешка.

      – Меня купили, Геш.

      – За дорого?

      Тамара пожала плечами.

      – Не очень… Я в Германию ездила. Балдежная была поездка!.. Хочешь, скажу по-немецки «Принесите бутылку вина»? Бринген зи мир айне фляше вайн…

      – Зачем ты приехала, Тома?

      Она стала смотреть на стены, на потолок, как школьница на классную доску