Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах. Андрей Дышев

трус, – сказал я тихо, уже не чувствуя прежней уверенности. – Ты поставил перед собой цель оправдать Джамала, лишь бы не вступать с ним в бой. Ты не умеешь даже ненавидеть.

      Оборин поморщился.

      – От тебя смердит жаждой крови…

      – Ну, хорошо, не надо крови, – я уже начал говорить не то, что думал. – Можно взять их в плен, черт побери, да сдать куда положено… В ХАД, кажется? А там разберутся, кто есть кто. Откуда тебе известно, из-за чего у них весь этот сыр-бор разгорелся? А вдруг из-за дележа власти?

      – Когда идет драка за власть, то люди, наоборот, стараются не выпускать из рук оружия… Как я, например, – Оборин усмехнулся и погладил ствол автомата.

      – С тобой тяжело спорить.

      – Я знаю… А ты сгоряча не спорь, попробуй сначала разобраться. У каждого мнения – своя правда…

      – Товарищ капитан! – позвал сверху Сафаров. – Бородатые уходят.

      – Скатертью им дорога!

      – Ты опасно рискуешь, Паша. Если потом выяснится, что твой Джамал и не думал разоружаться, тебя же где угодно разыщут, да тот же Киреев тебя…

      – Хватит! – перебил Оборин. – Решение принято, и я готов отвечать за каждый свой шаг.

      – Круто, ох круто берешь! И солдата зря обидел…

      – Я понимаю тебя, – кивнул головой Оборин. – Ты чувствуешь в нем союзника. Он ведь тоже рвался в бой! Только вот что я тебе скажу: не надо много смелости, чтобы стрелять в безоружных людей. Другое дело – вызвать огонь на себя. Тут надо душонку в кулаке держать, чтобы ненароком не ушла куда не надо…

      – Ты о чем?

      – Да о том же… Сидел тут один у нас с тремя бойцами в засаде над тропой. А душманы пошли не по тропе, а над ней, по сопке, в каких-нибудь тридцати метрах от того места, где лежал наш «смельчак» в окопе. Он открыл огонь лишь тогда, когда банда ушла на безопасное для него расстояние. Чудом в роте обошлось без потерь!.. А то, что ты видел полчаса назад, всего лишь жалкая попытка реабилитировать себя… Ах, голова! Мы ведь не вышли на связь с Железко!

      Оборин поспешно встал.

      Я чувствовал себя скверно. Огромный, страшный день вымотал меня вконец, и мучительно хотелось одного: как-нибудь добраться до маленького кемпинга на берегу озера, рухнуть на скрипучую койку, закрыться с головой простыней и отключиться от этой бешеной круговерти событий, лиц и слов.

      Сафаров съехал на животе с «акульего плавника» и молча протянул мне автомат. Я хотел было встать, но вдруг почувствовал едва уловимую ноющую боль. Сначала мне показалось, что она пульсирует где-то в груди. Пошевелил плечами, но боль стекла в ноги и стала жечь огнем. Натер-таки! Пришлось расшнуровывать ботинки.

      Так и есть. Босиком, что ли, пойти? Хотя пока спустимся, от меня одни уши останутся, как говорил солдат Тетка.

      Как на свете все уныло, нескладно и пакостно…

      Оборин уже шел обратно, на ходу вытаскивая притороченный к прикладу автомата резиновый мешочек перевязочного пакета.

      – Стер ноги? – спросил он. – Я так и понял.

      Он присел на корточки, покрутил головой, осматривая