Картотека Пульсара. Роман. Повесть. Рассказ. Игорь Агафонов

Между тем, жить здесь можно и даже полезно. В беде, по крайней мере, не оставят. Фулюгану, например, забесплатно зубы вставные смастачили. Даже испугал меня однажды неожиданной метаморфозой (я ещё про зубы тогда не знал): иду, значит, он навстречу – весёлый, зубами блестит, орёт чего-то по своему обыкновению. А вечером того же дня захожу к нему с бутылкой, добавить решил на сон грядущий, глядь – спаси и сохрани! – а на меня таращится старик с проваленным ртом. Я прям даже обомлел и оторопел… А это он вынул свои вставные и в стакан, в кипячёную водичку… Так что в старости, надо полагать, будет он дедом с шамкающим ртом и кляклым носом, этаким утячим-ширячим.

      Всё! Голова утомилась окончательно. Пить анальгин или не пить? Вот в чём вопрос. Может, так засну?

      А, вот ещё история. Трофимыч опять же рассказал. Есть у Фулюгана собачонка – брехливая, жуть (но не пустобрёх). Лукавая проныра и воровка. Что-то она у хозяина своего стибрила и под крыльцо схоронилась, помалкивает. Ну, Фулюган раз вышел, покликал её, другой, третий… и завёлся: «Лялька, стервоза ты этакая! Дом из-за тебя выстудил! Твою-то за ногу, куда девалась?!» Да всё это не так литературно, как я вам докладываю, а с выпуклыми картинками. «Ах ты дрянь блохастая, поди сюда немедленно! В корыте утоплю, бошку оторву! Хахаля нашла! Блудить вздумала, да! Обоим гланды выдеру!..» И так далее. А на другой день приходит к нему соседка Ляля, с нижней улицы, по прямой если – почти насупротив, медсестрой работает в поликлинике, безмужняя… и говорит обиженно: «Фулюган Митрич, зачем вы свою собачку моим именем назвали? У меня вчера гость был… так он, как услышал, так невесть что подумал… едва не помер с испугу: у вас такой голос зычный…» – «Какой я тебе Фулюган! – ответствовал Фулюган. – Сама ты плошка не чищенная. Давай на бутыль, другие метрики выправлю…» Смех, конечно, но… возможно, всё это враньё, поскольку Трофимыч мужик тоже, как уже сказано, своеобычный. На него как найдёт. То ничего-ничего, то вдруг насупится. Или на жену, или на дочь, или на собаку свою – короче, на весь белый свет. Нонче если с тобой в дружбе, то, значит, на других в обиде и все-то их прегрешения тебе обскажет. Но завтра… завтра уже им о тебе донесёт. Кстати, как-то мы с ним соседа-инвалида проведывали, это на горе который, его окна вечером на все стороны светят. И щеночка этот сосед мне сватал, пока мы сидели-выпивали. Но я крепился, отнекивался: всё ж существо живое, кормить, присматривать нужно и всё такое – ответственность, короче. А на обратном пути щенок этот увязался за мной. И давай меня Трофимыч уговаривать: возьми да возьми, вишь, какой, сам за тобой, дескать. Проко-ормишь. А где-то через месяц-полтора мой Тирля пропал (я, как шёл тогда, всё тирлялякал – тирля-ля да тирля-ля, так и нарёк Тирлей). Пошёл искать. И что? Оказывается, Трофимыч его за речку сплавил – тамошнему знакомому. Чем-то, стало быть, уж я ему не потрафил… Ну да ладно, это к слову… нет-нет, я не выражаю, так сказать, ему своё «фэ», поскольку