Картотека Пульсара. Роман. Повесть. Рассказ. Игорь Агафонов

хохотушка. И – боль пронзает! Вскочил я – передо мной она, в руке нож, и лезвие в крови (а я голым спал – в такой-то жаре), – опустил глаза – брызжет, булькает что-то красное из правого соска, и пузырится. Кхекнул, харкнул – кровь изо рта.

      «Ты что, Нин, сделала? Ненормальная?!» – «А ты… ты… – говорит и задыхается как бы, и глаз не спускает с моей кровищи. – Ты что же это, и вправду решил, что купил меня с потрохами?! Как вещь, да?! – отшвыривает нож и – в дверь, уже одетая и с собранной сумкой.

      «Так! – говорю я себе. – Тихо. Дёргаться не надо. Не надо…» – натянул кое-как ватные штаны, ноги в валенки сунул. Тельник через голову – раз, и рану зажал пятернёй. С трудом натянул телогрейку, шапку нахлобучил. Топор у косяка. Взял. Зачем? Бросил. В дверь. Собаки где? – Это всё мысли у меня скачут судорожные. – Лялька! – зову хриплым голосом, – Милка! Цыган! Где ж вы? Неужто уманула?.. – И маленькими шажочками с горы – к светящимся окнам соседушек. «Только бы с машиной кто…» Пока спускался с горы, пустил в штаны. «Ничё-ничё, это со страху меня пробрало… не нужно бояться. Если б она в левый бок засадила, то да, а правый ничё-о… Доберёмся…» Доплюхал-таки до Антошкина, а он, стервец, и открывать не хочет: «Кто?! – орёт. – Какого хрена!» Представляешь? «Открой! Это я. Помираю. Зарезали меня!» – «Катись ты к!.. Фулюган полуношный! Проваливай! Я не один». Я ему: «Да не шучу я. Открой!» Впустил-таки. Ввалился я, бухнулся на табурет, стянул с правого плеча телегрейку: «Перевяжи.» Он давай ещё пуще материться, но бинты искать стал, затем перевязывать. Но при этом всё бубнит: «Ты чего думаешь, я сейчас тебя повезу?! На кой ты мне сдался, всю машину устряпаешь. Да и не заводится она в мороз». Я его тогда прошу: «Ты к Гуливеру сходи, у него телефон, пусть Платову звонит – он ноне дежурит, скорую пришлёт». Тут ещё жена Антошкина выходит из комнаты, заспанная, растрёпанная, сволочь: «Ну и дружки у тебя! – шипит по-змеиному. – В ночь-за полночь не спросясь. Теперь я знаю, как ты тут без меня живёшь!» Антошкин ей: «Да что ты, не видишь – ранен человек!» – «А мне плевать! Кого другого, а этого давно пора убить. Кобелины паскудные. Убирайтесь оба!» Тогда Антошкин чуть ли не за шиворот меня к порогу: «Ну всё, завязал я тебя, айда теперь!» Я, было, упереться хотел, да сил никаких: «Куда я…» – «Да хоть на горы кудыкины! Пошли-и! – и всё тут. – К Гуливеру! – Вышли мы на крыльцо, стал Антошкин кричать: – Гуливер! Гуливер!» Я ему: «Да разве он отсюда услышит!» Он хвать меня за руку: «Идём!» А у меня, как нарочно, живот ещё прихватило, но куда деваться – поплёлся по снегу за Антошкиным. Тот постучал в дверь, а в ответ: «Да кому там делать нечего?!» И собаки, блин, с цепи чуть не срываются, захлёбываются лаем. «Слышь, Гуливер, открой! Надо позвонить, чтоб Платов „скорую“ выслал. Фулюгана зарезали». – «Да и хрен с ним! Надоел уже всем!» Представляешь? «Гуливер! – кричу уже я сам. – Запусти в дом, замерзаю. Погреться». – «Да пошёл ты ещё! – орёт Гуливер в ответ. – В дом его пусти! Лазарет отыскал! – Затем слышно, как он говорит по телефону,