Не ходи, Эссельте, замуж. Светлана Багдерина

в замысловатые кольца и кудри и заботливо уложенные руками горничных, изящно обрамляли скорбный лик девушки, наводящий, скорее, на мысль о предстоящих похоронах, нежели свадьбе.

      – Эссельте, пойдем, не задерживайся, – хмуро зыркнув на толпу из-под кустистых бровей, с плохо сдерживаемым нетерпением проговорил эрл. – Надо успеть отплыть с отливом. Капитан?..

      – У нас есть еще полчаса, – услужливо подсказал Гильдас. – Не волнуйтесь, ваше сиятельство, я пересекал пролив Трехсот островов три тысячи раз, если не тридцать. Всё пройдет как по маслу.

      – Перед смертью не надышишься, – к месту и ко времени торжественно процитировал Кириан, обдав зевак перегаром, и был одарен принцессой и ее дядей жгучими, как бхайпурский перец, взорами.

      Дальнейшая выгрузка свиты прошла быстро и без происшествий.

      Вдогон за Эссельте из бескрайних просторов кареты на щербатую мостовую выпорхнули три горничных, возбужденных предстоящей дальней дорогой в заморские края, все в платьях серых, но замысловатого кроя. Процессию замыкал нервный худощавый молодой человек в черном. Его широкополая, как у архидруида, шляпа была надвинута низко на глаза. Обе руки последнего пассажира были заняты массивным деревянным сундуком с обитыми железом углами, на крышке и боках которого красовались нарисованные змеи, любовно обвивающие стоящего по стойке «ноги вместе, руки врозь» улыбающегося человека.[8]

      – Мастер лекарь, девицы – сюда, проходите, Фраган покажет, где ваши места, – капитан Гильдас ненавязчиво перехватил застывших в неуверенности у трапа придворных принцессы и передал в надежные руки боцмана.

      Эрл и архидруид, как бы невзначай, но неумолимо взявшие под локотки принцессу, угрюмо обожгли тяжелыми взглядами случившихся на причале провожающих и решительно ступили на трап, увлекая бедную жертву большой и неуклюжей гвентской политики за собой. Из отбывающих на чужбину на земле родного Гвента остался стоять лишь Кириан с запахом перегара, отрешенно покачивающийся под утренним бризом.

      – Мастер бард? – вежливо окликнул его капитан, нарушив рассеянную медитацию человека искусства. – Свита ее высочества уже на борту в полном составе. «Гвентянская дева» готовится отдать концы.

      – Она была готова отдать концы сразу, как только услышала о решении принца Горвенола обменять ее на отца, – загробным голосом выдавил певец. – Бедная девочка, бедная, бедная и еще триста раз беднее того…

      Гильдас пожал плечами и спешно опустил глаза, ссутулившейся спиной ощутив буравящий взор эрла Ривала с борта судна. Команда его и грузчики подались назад и запереминались с ноги на ногу, задумчиво изучая портовый мусор на щелястых мостках.

      – Трусы… трусы все… – страдальчески скривившись, прохрипел музыкант, покачнулся, устанавливая левую ногу на удачно подвернувшийся перевернутый бочонок, водрузил арфу на колено, закрыл глаза, спотыкаясь, прошелся пальцами по струнам и надрывно запел:

      Я проснулся в слезах,

      Я рассолу хлебнул, я пришел на причал,

      Я

8

Святого Кирхиддина Уладского – покровителя гвентских целителей. По старинной гвентской легенде первое, что сделал святой отшельник Кирхиддин, сбежав из Гвента в Улад на ПМЖ триста лет назад – изгнал с территории своей новой родины всех змей. Естественно, в Гвент. Где раньше змей не было как класса. И теперь не самую малую часть своего дохода Гвент получал от продажи по всему Забугорью, в том числе и в Улад, лекарств на змеином яде, а его лекари, овладевшие тайнами клыков гремучников и гадюк, славились по всему Белому Свету.