Литературный призрак. Дэвид Митчелл

но скажи, пожалуйста, под юбочку ты уже залез?

      – Она порядочная девушка!

      – Разве порядочная девушка – не женщина?

      – Нет. Не залез.

      – Да, ты всегда был тяжел на подъем, Сатору. Что тебе мешает?

      – Что мешает…

      Диву даюсь, сколько воспоминаний хранит моя память! Ее плечи. Мы бродим по улицам, укрывшись под одним зонтом, и я накидываю свою куртку ей на плечи. Ее рука в моей руке. В кинотеатре я весь сеанс держу ее за руку. Ее зажмуренные от смеха глаза. Уличный артист стоит неподвижно на пьедестале, но как только мы бросаем ему в ящик монетку, он оживает и принимает другую позу – до следующей монетки. А вот она пытается сдержать смех, глядя, как я катаю шары в боулинге, – полная катастрофа. Лежит на одеяле в парке Уэно, и лепестки сакуры падают нам на лица. Сидит на этом самом стуле в этом самом магазине и делает домашнее задание под мою любимую музыку. Вижу ее сосредоточенное лицо и прядь волос, которая почти касается тетради. Я помню, как поцеловал ее в шею в кабине лифта и как мы отпрянули друг от друга, когда внезапно открылась дверь. Помню, как она рассказывала мне про своих золотых рыбок, про маму, про Гонконг. Помню, как она заснула на моем плече вечером в автобусе. Помню, как она сидела напротив меня за столом. Я не сводил глаз с ее лица, а она рассказывала мне про древние племена, которые хоронили своих вождей в курганах на Токийской равнине. Помню взгляд, которым она смотрела на меня вечером у госпожи Накамори. Мы с Кодзи сыграли «Около полуночи»[23] так здорово, как никогда раньше. И еще сколько всего я помню!

      – Не знаю, Кодзи, что мне мешает. Может быть, то, что ничего не мешает.

      Так ли это? Сколько раз мы с ней в принципе могли зайти в дом свиданий. Конечно, я хотел ее. Но…

      – Не знаю, Кодзи. Дело не в том, что я так уж робок с девушками. А в чем – не знаю.

      Кодзи издает глубокомысленное сопение, как в тех редких случаях, когда ничего не может понять.

      – Когда же я сподоблюсь увидеть ее опять?

      – Возможно, никогда. – Я запнулся. – Она возвращается в Гонконг, в международную школу. В Токио она приезжает с отцом раз в два года на несколько недель. Повидать родственников. Нужно смотреть правде в глаза, Кодзи. Встреча маловероятна.

      – Это чудовищно! Ужасно! – Кажется, Кодзи огорчен даже сильнее моего. – Когда она улетает?

      Я смотрю на часы:

      – Через полчаса.

      – Сатору! Останови ее!

      – Я думаю… ну, в смысле, что…

      – Не думай! Действуй!

      – Что ты предлагаешь? Похитить ее? Но она сама распоряжается своей жизнью. Она хочет поступить в университет в Гонконге, изучать археологию. Мы встретились, нам было хорошо вместе. Очень хорошо. А теперь пришла пора расставаться. В жизни такое случается сплошь и рядом. Можно писать письма. В конце концов, мы ж не влюблены так, что жить друг без друга не можем. Ничего подобного…

      – Бип-бип!

      – А это еще что?

      – Извини, у меня тут лажометр зашкалило.

      Я откопал старый альбом Дюка Эллингтона. Он напоминает мне о допотопных граммофонах, дурацких усиках

23

«Round Midnight» (1944) – композиция Телониуса Монка, ставшая джазовым стандартом.