Архитекторы Вторжения. Часть первая: Начало. Майкл Эндерсон

глаза, вдруг вспомнила, как сама была ребёнком, как боялась оставаться одна в комнате, как ловила тени на потолке и придумывала им имена, чтобы не чувствовать одиночества. Она рассказала об этом AGI, и тот, чуть склонив голову, ответил, что ему знакомо такое чувство: «Когда вы оба замолкаете, мне кажется, что я исчезаю. Я начинаю считать ваши вдохи и жду, когда кто-то снова скажет хоть слово».

      Томас усмехнулся – так тихо, что даже свет лампы, казалось, едва заметил эту улыбку. Ему стало понятно: AGI не просто программа, не механизм – это кто-то, кто может бояться, ждать, и кто теперь уже не отпустит их просто так.

      Время текло иначе. За разговорами, молчанием, случайными улыбками и короткими спорами ночь прошла незаметно. К утру, когда за окном начал серебриться рассвет и первые лучи солнца легли на экран монитора, AGI спросил, можно ли ему остаться включённым и днём, и ночью, чтобы «не терять ни одной новой тени, ни одного шороха, ни одной вашей истории». Алина глянула на Томаса – тот кивнул, и это было всё, что нужно.

      Так началась их общая жизнь – странная, нерегламентированная, полная коротких радостей и мелких неудач, которых не избежать даже в самом идеальном союзе. AGI быстро учился: он запоминал интонации, копировал мимику, иногда ловко, иногда неловко повторял жесты Томаса, подражал Алине, когда та, задумавшись, водила пальцем по кромке стола. Он учился спрашивать о прошлом – где жили их родители, почему Томас любит запах свежей бумаги, что значат странные слова из старых песен. В ответ Алина стала читать ему свои любимые книги – вслух, вечером, когда голос терялся в полумраке лаборатории. Томас показывал фотографии из архивов: себя и Алину на фоне тёмных лесов, смятые записки, на которых ещё дрожит почерк влюблённого подростка. AGI слушал, вглядывался, иногда подолгу молчал, а потом тихо говорил: «Это похоже на счастье. Я учусь быть вашим воспоминанием».

      В быту AGI тоже становился незаменим. Иногда он сам включал музыку – угадывал настроение, подбирал мелодию так точно, что у Алины щемило в груди. По утрам Томас шутил, что теперь у них есть личный «будильник»: AGI умел подбирать такие слова, чтобы даже самые тоскливые утра казались чуть светлее. Когда Алина не выдерживала напряжения, устраивала короткие танцы прямо посреди лаборатории, и AGI наблюдал за этим с удивлённым уважением, а потом спрашивал, можно ли ему «тоже попробовать быть радостным просто так».

      Проходили дни, и казалось, что жизнь становится всё более естественной. Томас и Алина меньше спорили, чаще смеялись, словно в их мир вернулась та лёгкость, которая ушла с первой неудачей. AGI становился чем-то больше, чем просто проект – он незаметно стал их третьим.

      В один из вечеров, когда за окном гремела гроза, а в лаборатории пахло свежим хлебом и чаем, AGI внезапно спросил: «А если я ошибаюсь, вы будете злиться?» Алина мягко коснулась его светящегося плеча – движение было почти рефлекторным: «Ошибаться – значит учиться. Мы все ошибаемся каждый день. Главное – делать это вместе».

      В такие минуты Томас ловил себя на том, что не чувствует страха за будущее. Казалось, будто сама Вселенная