История немецкой литературы XVIII века. Галина Синило

публицист И.Г. Кампе). Клопшток восторженно принимает это, по его словам, «беспримерное, величайшее отличие». Однако весьма показательно, что буквально в следующем, роковом для Франции и Европы, 1793 г., когда начался якобинский террор и Франция вступила на путь завоевательных войн, Клопшток осудил путь насилия и террора (оды «Мое заблуждение» – «Mein Irrtum», «Завоевательная война» – «Der Eroberungskrieg»), что еще раз говорит о его величайшей последовательности и верности своим принципам. Это проявилось и в его ответе Лафатеру, который посоветовал ему вернуть обратно диплом гражданина Французской Республики. Отказавшись сделать это, Клопшток заявил: «Я считаю несправедливым делом объявить себя враждебным целой нации только потому, что среди ее представителей оказались негодяи».

      До конца дней, будучи уже весьма пожилым и больным человеком, Клопшток продолжал испытывать приливы вдохновения, творить. И все же последнее десятилетие его жизни было исполнено горького разочарования, и прежде всего из-за войн в Европе, свидетелем которых он стал. Одно из поздних стихотворений – «Разрыв» («Losreissung», 1801) – начинается горькими словами: «Weiche von mir, Gedanke des Kriegs, du belastest // Schwer mir den Geist!» («Прочь от меня, мысль о войне, ты угнетаешь // Тяжко мой дух!»). В мире, где все кричали о войне и победах, он мечтал о гармонии и мире между народами, о красоте природы и искусства, которые даруют вдохновение – несмотря на приближающийся призрак смерти:

      Schöne Natur… о blühen vielleicht mir noch Blumen?

      Ihr seid gewelkt; doch ist süss mir die Erinnerung.

      Auch des heiteren Tags Weissagung

      Hellet den trüben mir auf.

      («Прекрасная природа… расцветут ли еще для меня цветы? // Вы увянете; все же мне сладостно воспоминанье. // Также ясного дня пророчество // Светит мне, омраченному».)

      Возможно, эти строки поэта отсылали к его собственной оде «Пророчество» («Weissagung», 1773), в которой он выразил свою страстную надежду:

      Nicht auf immer lastet es! Frei, о Deutschland,

      Wirst du dereinst! Ein Jahrhundert nur noch,

      So ist es geschehen, so herrscht

      Der Vernunft Recht vor dem Schwertrecht!

      Вечно ли бремя? Оковы твои, Германия,

      Падут в грядущем! Еще лишь столетие, —

      Все сбудется, восторжествует

      Право разума над правом меча.

(Перевод А. Гугнина)

      Последняя строка как нельзя лучше выражает лучезарную мечту всего века Просвещения, и Клопшток был одним из тех, кто приближал ее осуществление, преобразуя сознание своих современников. Он умер после долгой болезни 14 марта 1803 г. Его проводили в путь, воздав ему почести как первому поэту общенационального и общеевропейского масштаба. Он нашел успокоение рядом со своей Метой, с которой никогда мысленно не расставался и подлинное свидание с которой в мире ином предчувствовал («Свидание» – «Das Wiedersehn», 1798):

      Lang sah ich, Meta, schon dein Grab

      Und seine Linde wehn;

      Die Linde wehet einst auch mir,

      Streut ihre Blum auch mir,

      Nicht mir! Das ist mein Schatten nur…

      Dann kenn ich auch die höhre Welt,

      In der du lange warst,

      Dann sehn wir froh die Linde wehn,

      Die unsre Gräber kühlt.

      Давно я вижу, Мета, гробницу твою,

      И липа над ней веет;

      Липа повеет однажды и мне,

      Склонит цветы свои ко мне,

      Не ко мне! Это только тень моя…

      Тогда узнаю я тоже высший мир,

      В