Галактический консул: Гребень волны. Гнездо феникса. Евгений Филенко

ухода – три, сорок семь, двенадцать в зоне свободного маневра.

      – Третий координаты принял, – отозвался чуть излишне возбужденным голосом Ертаулов. – Программа ухода запущена.

      – Понятно, – проворчал Пазур. – Можно и не так громко.

      – Внимание, – раздался синтезированный голос бортового когитра, и Костя поразился тому, до чего он напоминал голос мастера. Те же вечно недовольные, брюзгливые интонации. – Корабль входит в зону свободного маневра. Программа ухода работает нормально. Стартовые процедуры проверены в холостом режиме. Пятьсот семьдесят километров до точки ухода.

      – Последняя проверка бортовых систем, – сказал Пазур.

      Костя не пошевелился. Его это не касалось. Где-то за его спиной негромко и очень быстро заговорила Рашида. Когитр отвечал ей – так же быстро, невнятно и, как почудилось Кратову, высокомерно. Разумеется, это было иллюзией, все дело в голосе, потому что никакие эмоции когитру не присущи.

      – Системы проверены, – объявила Рашида. – Температура в отсеках нормальная. Фиксация груза не нарушена. Внешняя защита активизирована и работает, герметизация корабля полная.

      – Хорошо, – проговорил Пазур.

      – Точка ухода достигнута, – сказал Ертаулов.

      – База, прошу разрешения на уход, – сказал Пазур.

      – «Пятьсот-пятьсот», уход разрешаю. Низкий поклон Антаресу.

      Костя неотрывно смотрел на стереокарту. Сейчас оживет клавиша под его левым мизинцем, дублируя действия мастера. Корабль дрогнет, светящаяся паутина координат на экране смажется, спутается в клубок, а потом и вовсе исчезнет…

      – Второй, – вдруг произнес Пазур. – Передаю пульт. Работайте за Первого. Общая подвижка управления.

      «Общая подвижка» – когда каждый член экипажа поднимается на одну ступень в бортовой иерархии. Теперь он, Кратов, был мастером, а Стас заступал на его место. А первый навигатор Пазур считался выбывшим – например, по внезапной болезни.

      Сердце Кратова провалилось. Но это было его, сердца, личное дело, потому что отныне оно со всеми его выкрутасами и взбрыками было отлучено от тела, которому надлежало спокойно и уверенно управлять кораблем.

      – Второй принял пульт, – сказал Костя почти равнодушно.

      Его левый мизинец плавно вдавил свою клавишу.

      – К уходу готов, – объявил когитр.

      – Уход разрешен, – сказал Кратов.

      – Начинаю уход, – немедленно откликнулся когитр.

      Вот теперь корабль дрогнул. Вот теперь все координаты на экране смялись в полную ерунду и бессмыслицу. Они и в самом деле утратили смысл.

      «Гиппогриф» со всем его экипажем и грузом ухнул в пустоту. И пустота эта была совершенной, математически идеальной. В ней не находилось места ни материи, ни пространству, ни времени. Потому она и называлась экзометрией, что означало «внемерность».

      Большинство жителей Земли и Галактики воспринимало ее как некую