Всё серьёзно. Татьяна Любимая

Как он может оставлять тебя одну? А ты его?

      – Я не обязана перед тобой отчитываться, Ольшевский! – тоже повышает голос. – Вчера я тебя впустила сюда только потому, что считала тебя другом. И что твоя детская влюбленность в меня давно в прошлом. Но теперь я вижу, как ошиблась. Уходи, Саша, – Наташа учительским жестом взмахнула рукой в сторону двери и так и осталась стоять, указывая направление. Строгая и невозмутимая.

      – Детская влюбленность? Детская влюбленность?! – распаляюсь с каждой секундой сильнее. – Я до сих пор тебя люблю! И с каждым днем все больше и больше. Да что я… ты же знаешь! Я пишу тебе об этом каждый день! И как дурак жду ответа! Ты… не читаешь? Ты что, занесла меня в черный список? – тюкает меня догадкой.

      – У меня новые отношения, Саша. С серьезным мужчиной. Думаешь, ему понравилось бы, что его невесте пишет другой?

      Невесте! Это слово делает контрольный выстрел и попадает прямо в цель.

      Прикрываю глаза, делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить раненое сердце. Я потерял свою Наташу.

      – Не нужно тешить себя иллюзиями, Саш, – теплые пальчики коснулись моего плеча. – У нас все равно бы ничего не получилось. Найди себе другую девушку. Уверена, вы будете счастливы.

      – Мгм.

      Делать тут больше нечего.

      Промедление скажется еще большей болью, обидой и разочарованием.

      Растерянно кручусь на месте, не соображая в какую сторону двигаться. Ага, выход там. На ходу надеваю футболку. Руки путаются в ткани, я психую, ткань трещит.

      Наташа идет следом – слышу по стуку ее каблуков.

      И, не дойдя до прихожей, где на коврике у входа стоят мои туфли, резко разворачиваюсь.

      НЕ–МО–ГУ!

      Уйти вот так не могу!

      Одним движением притягиваю Наташку к себе, обхватив одной рукой за талию, второй зарываюсь в ее волосы, обхватываю затылок и накрываю ее губы своими. Она ошеломлена настолько, что не успевает пикнуть. Дернуться ей не позволяю тоже. Напираю своим поцелуем, вынуждая ее открыть рот. Врываюсь внутрь, и крышу рвет от сладости и дурмана.

      Тормоза отключились.

      Внутренние голоса со своим «Нельзя! Чужое!» заткнулись.

      Время остановилось, а весь мир замер там, за пределами этих стен.

      Опомнившись, женщина мычит, бьет меня кулаками по плечам, спине, извивается. Не чувствую ни боли, ни вкуса крови на языке от ее укусов, ни ее сопротивления. Пью ее сладость, дышу ее воздухом, сливаюсь с ее языком так яростно, будто это мой последний поцелуй в этой жизни.

      Звонкая пощечина в тишине квартиры прозвучала оглушающе и отрезвляюще. Мгновенная кара за несдержанность обрушилась в тот миг, когда легкие уже вовсю раздирало от жара закончившегося кислорода, и нам жизненно необходим был глоток воздуха, чтобы продолжить наше безумие.

      В зеленых глазах напротив бушует пламя ненависти. Прерывистое дыхание с шумом вырывается из сладкого ротика, который я только что целовал.

      Щека горит, будто ее прижгли раскаленным утюгом.

      – Не смей. Больше. Ко мне. Прикасаться!

      Совсем не те слова, которые я мечтал услышать.