Небесный Стокгольм. Олег Нестеров

выпили за искусство. Люся завела неаполитанские песни в исполнении певца Александровича. Но разговор опять скатился к Манежу.

      – Так что в итоге? – не понял Петя.

      – В итоге, Петя, пошла обратная волна. За несколько часов рассыпали наборы, где хорошо о выставке писали. Картины отобрали. Суслов заставил «Правду» и «Известия» всех пригвоздить к позорному столбу. Но дело этим не кончится, для него Манеж – это последний шанс для реванша, он не успокоится, пока не уберет конкурентов. Уже легла докладная на стол Хрущеву, что и с музыкой неладно, и с кино, и с литературой – везде у нас, оказывается, озлобленные люди прорвались и окапались. Тот повелся и объявил общий сбор, созвал на обед в Дом приемов триста человек, всю интеллигенцию.

      – Ромм там был, рассказывал нам потом во ВГИКе…

      Из комнаты выглянул заспанный Гена:

      – Где здесь Ромм?

      – Спи давай. Ромм твой уже дома, уснул давно.

      Дверь закрылась.

      – А это кто? – поинтересовалась Люся. – Знакомое лицо.

      – Да пока никто. Ученик его. – У Белки у самой немного начал заплетаться язык. – Короче, Хрущев встретил всех, как добрый хозяин, мол, ешьте-пейте, гости дорогие, всех люблю, только не шалите. Твардовский ему Солженицына показал, как вазу драгоценную. А потом Хрущ как разошелся, как пошел на Неизвестного орать, говорит, ваши скульптуры – это как на сраку смотреть снизу, из очка.

      – Фу… Ну все, хватит уже в конце концов, – рассердился Антон. – Люся, переверни пластинку! А ты иди-ка погуляй.

      Он завернул Белку в шубу и начал выпроваживать ее из комнаты. Та сопротивлялась и никак не могла успокоиться:

      – А ведь до этого в Манеже с Неизвестным нормально разговаривал, тот его даже до машины провожал.

      Антон наконец закрыл за ней дверь. Наступила неожиданная тишина.

      К: Пришли Ленин и Луначарский на выставку футуристов в 1920 году. Ленин говорит: «Ничего не понимаю». Луначарский говорит: «Ничего не понимаю». Это были последние советские вожди, которые ничего не понимали в искусстве.

      Петя опять налил себе полный стакан водки и залпом его выпил.

      – Петя, ты что? – испугалась Настя. – Ты же водку не любишь…

      – А как мне жить в государстве, в котором все решает слесарь-недоучка?

      – Ну вот, приехали, – сказала Вера. – Давай-ка я тебя уложу. Пойдем, пока ходишь.

      Петя посмотрел на нее невидящим взглядом и молча ушел в комнату к Гене, хлопнув дверью.

      – Первый пошел, – сказала Люся.

      – Суета все это. – Антон тоже немного разомлел. – Ну были модернисты, не были, не вспомнит их никто через год. Слил их твой Ильичев. – Он посмотрел на Веру. – И его скоро сольют, вот увидишь. С вашими разговорами баран остыл. Час назад с мангала внесли.

      Они с Кирой сразу взяли себе по несколько кусков, седло барашка – штука хорошая, скоро у каждого на тарелке образовалась груда костей. Перцовка тоже кончилась.

      – А вы нам обещали сюрприз, – сказала Люся. – Что-то смешное рассказать.

      Антон