Бремя страстей человеческих. Уильям Сомерсет Моэм

ужасное дурачье, – продолжала она. – Им важно только лицо. Французы – у них умение любить в крови – отлично знают, насколько важнее фигура.

      Филип прежде никогда не думал о таких вещах, но теперь обратил внимание, что лодыжки у мисс Уилкинсон толстые и некрасивые. Он быстро отвел глаза.

      – Вам надо поехать во Францию. Почему бы вам не провести годик в Париже? Вы бы выучили французский язык, и там вас сумели бы déniaiser[26].

      – Что? – спросил Филип.

      Она лукаво засмеялась.

      – Загляните в словарь. Англичане не умеют обходиться с женщинами. Они слишком робеют. Робость в мужчине ужасно комична. И ухаживать они тоже не умеют. Даже комплимента толком женщине не сделают.

      Филип чувствовал себя дурак дураком. Мисс Уилкинсон явно ждала, что он станет вести себя по-другому; он и сам был бы рад сказать что-нибудь приятное и остроумное, но ему ничего не приходило в голову, а если и приходило, он так боялся показаться смешным, что не решался открыть рот.

      – Люблю Париж! – вздохнула мисс Уилкинсон. – Но – увы! – пришлось переехать в Берлин. Я жила у Фойо, пока девочки не вышли замуж, а потом не могла найти другого места; тут подвернулась служба в Берлине, у родственников мадам Фойо, вот я и согласилась. В Париже у меня была маленькая квартирка на улице Бреда на пятом этаже; нельзя сказать, что это приличный район, – знаете, там живут ces dames[27].

      Филип кивнул головой: он лишь смутно догадывался, на что намекает мисс Уилкинсон, но боялся, что она сочтет его совсем простаком.

      – Но мне было все равно. Je suis libre, n'est-ce-pas?[28] – Она очень любила говорить по-французски и действительно говорила хорошо. – Как-то раз у меня там случилось забавное приключение…

      Мисс Уилкинсон замолчала, и Филип стал упрашивать, чтобы она рассказала ему эту историю.

      – Вы же скрываете от меня ваши приключения в Гейдельберге, – упрекнула его она.

      – Они такие неинтересные, – возразил он.

      – Что сказала бы миссис Кэри, если бы знала, о чем мы с вами болтаем?

      – Уж не думаете ли вы, что я стану ей докладывать?

      – Честное слово?

      Когда он дал честное слово, она рассказала ему, как один начинающий художник, снимавший комнату этажом выше… – Тут она прервала себя.

      – Почему бы вам не заняться живописью? Вы так мило рисуете.

      – Довольно посредственно.

      – Предоставьте об этом судить другим. Je m'y connais[29] и думаю, что из вас выйдет большой художник.

      – А вы представляете себе, какое лицо сделает дядя Уильям, когда я вдруг заявлю, что хочу поехать в Париж учиться живописи?

      – Но вы же сами себе хозяин?

      – Вы хотите заговорить мне зубы. Пожалуйста, рассказывайте, что сделал ваш художник.

      Рассмеявшись, мисс Уилкинсон продолжала свой рассказ. Молодой художник встречался ей на лестнице, но она не обращала на него внимания. Она только заметила, что у него красивые глаза и что он очень вежливо снимает перед нею шляпу. Но в один прекрасный день она нашла под дверью письмо.

26

Научить уму-разуму (фρ.).

27

Такие дамы (фρ.).

28

Я ведь свободна, правда? (фр.).

29

Я в этом кое-что смыслю (фρ.).