У горизонта событий. Том II. Наталья Макаревская

в типографии эту книгу? Вы же понимали грозившие вам последствия.

      – Понимал. – Антаньо облизнул растрескавшиеся губы. – Как и Гиата. Я хотел… Мы хотели совершить нечто великое!

      – Оставить след в истории. – Кенлар Бьоргстром горько усмехнулся.

      – Да.

      Величие. След в истории. Арунидис вполне разделял подобные мотивы и впервые взглянул на дело еретиков Галиччи с такой стороны. Но для него сами эти понятия были связаны, скорее, с властью над людьми и их судьбами, чем с властью над их умами.

      – Моя роль – не только роль безумца, но и гордеца. – Антаньо умудрился улыбнуться. – Такие роли тоже нужны. Ты… злишься на меня и Гиату? На нашу глупость и безрассудную гордыню?

      – Нет. Ну что вы – я злюсь не на вас, а на устройство мира, в котором мы принуждены жить. Я пришел, чтобы оказать вам поддержку – всю, какую могу. Выразить благодарность и разделить вашу боль, уверить вас, что вы не одиноки.

      – Не печалься о нашей судьбе, мой мальчик. – Антаньо Галиччи глубоко вздохнул, задавил готовый вырваться всхлип и сглотнул слезы. – Никакое страдание не бывает вечным. Сколько бы оно ни длилось, когда-нибудь наступает конец. Даже магам в Адской Бездне предстоит мучиться не всегда… Я жалею о том, чего у меня никогда не будет, чему никогда не сбыться. Я думаю о еще одном восходе солнца, который не увижу.

      – Увы, но вы уже давно не видите никаких восходов, потому что сидите в каменном мешке, где нет окон, хотя бы и зарешеченных. Дозвольте мне все же печалиться о вашей судьбе. Однако я совсем не хотел бы, чтобы моя скорбь дополнительно обременяла вас.

      – Я был плохим опекуном, мой мальчик.

      – Разумеется, нет. Пусть совесть не мучает вас напрасно. Вы хороший человек. Госпожа Гиата просила передать вам: она считает, что вы прожили хорошую и достойную жизнь. Несомненно, она права. Ну а с нами – с нами было очень сложно, но вы с честью выдержали выпавшее вам испытание…

      – Ты вырос. Ты изменился, Кенлар. Ты говоришь со мной, как взрослый с ребенком.

      – Извините. Да. Кое-что случилось – во время нашего путешествия.

      – Жизнь обычно учит смирению, но с тобою, кажется, все обстоит наоборот.

      Кенлар Бьоргстром дернул ртом.

      – Ненавижу смирение. Однако я сознаю свою беспомощность. Я не могу вас спасти, вытащить из тюрьмы. Я знаю, как сделать мир лучше, как исправить хоть что-то, но у меня нет на то власти.

      – Знаешь, как сделать мир лучше? Ты очень самоуверен.

      – Вы правы. – Юноша снова вздохнул.

      – Как у вас дела?

      Как и при встрече с Гиатой, Кенлар Бьоргстром принялся рассказывать о своей жизни – очень подробно и только приятное. Антаньо Галиччи слушал, прижавшись лицом к окошку с той стороны двери, и улыбался. По щекам его снова текли слезы, прокладывая мокрые бороздки. Потом, как и Гиата, он просунул руку, сжал ладонь своего воспитанника трясущимися пальцами и не желал отпускать.

      – Я буду помнить вас – до конца своих дней, – произнес Кенлар Бьоргстром, прощаясь. – Мы все четверо будем вас помнить.

      – У