Лея Салье. Алексей Небоходов

не могли заполниться до конца, как если бы внутри осталось слишком мало места для воздуха.

      Если бы она сейчас закричала, если бы что—то с ней случилось, ни один из тех, кто шёл по улице, не остановился бы. Никто бы не поднял голову. Никто бы не услышал. Её не существовало для них.

      Раньше эта мысль могла бы напугать, вызвать чувство одиночества, раздавить осознанием, что она полностью отделена от мира, что никто и никогда не узнает, что с ней произошло.

      Но теперь…

      Теперь в этом было что—то странно утешающее.

      Она стояла здесь, наблюдала за ними, но уже не была частью их мира.

      И, возможно, это было к лучшему.

      На балконе становилось холоднее, но Лена не двигалась, не отрывала взгляда от улицы, где всё продолжало существовать в обычном ритме. Машины, прохожие, звуки, которые доносились сквозь стекло, казались теперь не просто далёкими – чужими, отделёнными невидимой преградой, через которую уже не пробиться. Казалось, этот город был одновременно рядом и бесконечно далеко, будто находился на другой стороне стекла, в которое можно смотреть, но никогда не коснуться.

      Она почувствовала его приближение ещё до того, как он оказался рядом. Не по звукам шагов – их не было слышно, не по движению воздуха – он не колыхнулся, но ощущение его присутствия заполнило пространство раньше, чем рука коснулась её плеча. Лёгкое, почти неощутимое давление – не насилие, не попытка удержать, просто напоминание, что он здесь, что его слово было, есть и будет рядом.

      – Не смотри так, Лена, – голос его был мягким, даже тёплым, но в этой теплоте не было сочувствия, не было даже попытки успокоить. – Ты не жертва.

      Она не ответила.

      – Ты умная девочка, – продолжил он, чуть крепче сжав её плечо, давая почувствовать силу своей хватки, но не причиняя боли. – Если бы было иначе, ты бы сейчас не стояла здесь вот так.

      Лена не повернула головы, но каждый нерв её тела будто зафиксировал эти слова, впитал их, записал глубже, чем любые другие.

      – Ты ведь знаешь, что я прав, – Леонид чуть склонил голову, рассматривая её профиль, словно изучая, как далеко она уже зашла в своём молчании, в своём принятии. – Я видел многих. И поверь, не все справляются.

      Она сжала пальцы на металлических перилах, но это не было жестом сопротивления – скорее, попыткой найти точку опоры.

      – А ты справилась.

      Голос его был ровным, без нажима, но в нём звучало что—то, что невозможно было игнорировать.

      – Тебе кажется, что ты потеряла что—то важное? – его рука скользнула по её плечу, ненадолго задержавшись на краю ткани, но он тут же убрал её, не оставляя следов. – Но посмотри на это иначе. Разве не легче, когда не нужно больше ничего доказывать?

      Лена чуть глубже вдохнула, но воздух в лёгких остался тяжёлым.

      – Я знаю, о чём ты думаешь, – продолжал он с лёгкой усмешкой. – О том, почему я позволил этому случиться, о том, чем ты это заслужила.

      Он помолчал, ожидая, но ответа не последовало.

      – Но ты же знаешь, Лена.