Сказания древа КОРЪ. Сергей Сокуров

Тянуть время, уходить в сторону не было смысла.

      – Вы о моём жильце, сударь?

      – Именно.

      – Фёдор Кузьмич – мой гость. Находится под моим покровительством.

      – Позвольте на него взглянуть.

      Ротмистр ощутил холодный пот, стекающий по ложбинке хребта.

      – Это невозможно… Старый человек… Не здоров.

      – Ваше благородие, паспорт, спросите паспорт, – напомнил полицмейстер скороговоркой.

      – Сожалею, сударь, не справили. Я подобрал странника по дороге, больным. Родства он не помнит. Мы ему имя да по батюшке сами дали.

      – Ничего, на съезжей вспомнит… Значит, странник? За это у нас, по малому счёту, двадцать розог полагается и – в Сибирь на поселение.

      Только прозвучали последние слова, как отворилась боковая дверь. Пригнув в дверном проёме белую бородатую голову с глубокими залысинами, перешагнул порог босыми ногами статный старик лет шестидесяти. Выпрямившись, он оказался на голову выше всех, теснившихся в прихожей. На нём была холщовая рубаха ниже колен поверх штанов из такой же грубой ткани, низко перехваченная витым кожаным пояском, за который он засунул большой палец левой руки. Ладонь правой приложил к груди – обрисовался под рубахой нательный крест, какой носят на рясе священники.

      – Вы хотели видеть меня, господа? – спросил он смиренно у начальства. Голубые глаза его смотрели ласково. – Я готов понести наказание за нарушение закона империи о бродяжничестве.

      Величественный вид старца произвёл на силы власти и порядка впечатление. Полицмейстер и его команда непроизвольно вытянулись по струнке. Градоначальник смешался, заморгал, словно избавляясь от наваждения. Он увидел перед собой не бродягу в платье простолюдина, а вельможу в генеральском мундире. Пересиливая вдруг возникшую в нём робость, постарался придать голосу прежний металл:

      – Так это вы-с… Ты – Фёдор… э-э-э… Кузьмич? Стало быть, без паспорта? Знаешь ли ты, что у нас с такими делают?

      И, не выдержав взгляда не помнящего родства, перевёл глаза на попечителя:

      – По инструкции я обязан этапировать вашего подопечного за Камень. Ему место там.

      О двадцати ударах плетьми местный диктатор уже не заикался.

      – Зачем же непременно этапировать? – примирительно возразил Сергей Борисович, у которого камень с души свалился. Мы и так собирались переезжать в Томск, как только установится путь.

      Скорых сказал правду. Задерживаться в Предуралье надолго не предполагалось. Однако старый работник усадьбы передал из Томска устный наказ купца Хромова не покидать убежища до особого знака. Ожидание затянулось. И вот на днях неизвестный доставил художнику в письмо, в котором иносказательно звучал наказ собираться в путь.

      Фёдор Кузьмич так же смиренно, ни к кому определённо не обращаясь, попросил разрешение выйти и, не ожидая ответа, удалился.

      В это время в прихожую вышла молодая женщина с мягким, приветливым лицом, в кружевном чепчике.

      – Прошу вас, господа, в гостиную, откушать.

      – А что, нелишне,