Брокингемская история. Том 22. Алекс Кардиган

с нами на связь и доложил: Дом Стринджеров заперт, а на его двери висит большой замок и записка известного вам содержания. Располагая этой информацией, мы без труда догадались, какой сюрприз поджидал вас в этом доме в прошлый четверг… Будем рассуждать последовательно: Записку на двери (судя по её содержанию) оставил сам Харрисон. Сделать это он мог никак не позднее утра среды, поскольку с вечера того же дня непрерывно пребывает в Лондоне… Но раз эта записка провисела на двери дома с прошлой среды до сегодняшнего утра – значит, она висела там и в четверг днём, где её и должны были увидеть вы с Джонсоном и Хиггинботтомом; не правда ли?

      – Да-да, теперь мне всё понятно, – заверил Пирсон, – Как всё, оказывается, просто! (А ведь сперва я едва из кресла не выпал от вашей удивительной прозорливости!) Тогда я продолжу свой рассказ: Мы втроём с некоторой настороженностью прочитали эту записку. Затем Джонсон в задумчивости произнёс: «Что за чушь? К каким ещё родственникам он уехал?» «Записка и впрямь выглядит странно», – согласился Хиггинботтом, – «Почерк, несомненно, принадлежит Харрисону… Но, насколько мне известно, ездить в гости к родственникам он привычки не имеет. Не исключено, что Харрисон действительно уже арестован полицией, а записку его заставили написать сами полицейские, дабы окружающие не удивлялись его отсутствию в доме… Эх, будь что будет!» – воскликнул он и вставил ключ в замок, – «Если нас тоже арестуют – значит, такова судьба; если же нет – мы сами достанем акции из шкафа и получим за них компенсацию. Недаром говорят: Кто не рискует, тот не пьёт шампанского!» Отперев дверь, мы втроём зашли в дом. Внутри было тихо и пусто. Никаких следов постороннего пребывания на первый взгляд заметно не было… Мы поднялись на третий этаж, отперли комнату старика Стринджера и направились к его большому шкафу. «Тысяча чертей! Шкаф взломан, а все акции исчезли!» – заорал Хиггинботтом, сунув нос в этот шкаф, – «Похоже, тут и в самом деле побывала полиция…» «Скорее дёру отсюда!» – быстро сориентировался Джонсон, первым выскакивая в коридор. Мы кубарем скатились вниз по лестнице и со все ног устремились на выход. Джонсон и я сразу запрыгнули в машину – а Хиггинботтом немного задержался, чтобы запереть замок на входной двери. (Записку он трогать не стал. Она так и осталась висеть, прикнопленная к дверному косяку.) Ну а затем мы все втроём отправились в обратный путь до нашего «Билдбрейка»… Хиггинботтом пронёсся по трассе, как автогонщик Формулы-1 на главной гонке сезона. Мы снова почувствовали себя в безопасности лишь тогда, когда за нами закрылись ворота нашего заднего двора…

      Весь остаток четверга мы всё никак не могли прийти в себя от пережитых острых ощущений. И даже ночью я спал довольно беспокойно… К тому же, долго поспать мне не удалось – рано утром Хиггинботтом снова позвал меня в свой кабинет на очередной военный совет. (Разумеется, Джонсон уже сидел рядом с ним с видом главного военного советника.) «Пирсон, мы приняли решение идти до конца!» – объявил мне Хиггинботтом