Стрекозка встает на крыло. Елена Гостева

хуже других живут, даже лучше, они сами бают: «биты, зато сыты». Пан их крут, а последнюю шкуру не сдирает. Вон в соседнем именье хозяина своего лет десять не видывали, он то в столице, то за границей, только деньги требует. Именье в аренду отдано, там рендарь лютует так уж лютует: холопы нищие, голодные, ободранные, аж глядеть неловко, срам, чуть не нагишом ходят.

      – Рендарь? Арендатор, что ль?

      – Ну, арендатор… Ему чего людей жалеть? Не его. Что вырастят, что наткут – всё отбирает. Мы-то, цыгане, везде ходим, видим, у какого хозяина как люди живут, где можно хлеба и грошиков выпросить, а где – нищета такая, что хоть своим куском угощай… В те именья, где рендари на хозяйство поставлены, мы и не заезжаем… А песни жалостливые, тягучие сложены: как запоют, душу рвут… – И цыган негромко запел:

      «Котрый бы то козак альбо мужьж схотив рыбы наловыты,

      Жинку свою з дитьмы покормыты,

      То не йде он до попа благословытыся,

      Да пиде до жыда-рендаря, да поступы йому часть оддать

      Щоб позволыв на ричци рыбы наловыты

      Жинку з дитьмы покормыты…»

      Солдат, сидящий на облучке, оглянулся удивлённо, прислушиваясь к песне, рот приоткрыл, а сказать ничего не решился. Коляска мягко покачивалась на прочных рессорах, цыган тянул заунывную песнь местного люда. Её печаль никак не соответствовала настроению поручика, который тоже оглядывался – но с ликованием в душе! – любуясь двумя прекраснейшими скакунами, что бежали за экипажем, и он оборвал:

      – Хватит тоску наводить. Спой что-нибудь повеселее.

      И цыган, откинувшись на спинку сиденья, громко, раздольно запел:

      «Марья Ивана, Марья Ивана

      В жито звала, в жито звала…»

      Глава 12

      Утром перед харьковскими уланами появился генерал-майор Кочиалов со штабными офицерами. Выслушал рапорт полковника Анрепа, понаблюдал за построением, а когда строй распустили, подозвал Телятьева и попросил показать коней. Солдаты отправились на завтрак, офицеры – к квартире Телятьева. Слуга выводил лошадей по очереди, сначала гнедого: офицеры единогласно решили, что Телятьеву несказанно повезло, найти такого – великая удача. Серый вызвал общий вздох восторга и зависти. Командир бригады, полюбовавшись, поцокав восхищённо языком, сказал:

      – Поручик, зачем Вам сразу два таких красавца? Это даже несправедливо. Уступите серого мне.

      Телятьев помнил этот вопрос генерала и ожидал, опасался его. Что отвечать, не знал. Выручил Анреп:

      – Ваше превосходительство, однако давить на подчинённого тоже несправедливо. Прошу Вас, Егор Алексеевич, не настаивайте!

      – Я не давлю, да и Вы не давите, Иосиф Романович, – снисходительно ответил тот. – Поручик, что скажете?

      – Ваше превосходительство, – поднял на него глаза Телятьев. – Кавалеристы говорят: лучше жену отдай другому, только не коня.

      – Слыхал я эти слова, слыхал, – ироничным тоном промолвил генерал. – Но, что любопытно: лишь от холостяков!