Ген Z. Без обязательств. Elika Blind

не наложила особых черт на его лицо – притворяться он умел очень хорошо. И сейчас, когда Катя вдруг нежно обняла невысокую девчонку и поспешно отпустила, словно боясь, что ее объятия покажутся чем-то сверх обычного, он предположил, что… Сегодня явно не его день.

      – Не хочешь пойти посидеть где-нибудь? – спросила Юля. – Я уеду к родителям в Петрозаводск в пятницу вечером, и мы долго не увидимся.

      – Конечно, – охотно закивала Катя. – Я как раз сегодня не занята.

      Дима молча слушал их. Юля была миниатюрной девушкой с яркими большими глазами, которые представляли единственное ее достоинство. В остальном она была обычной: округлое, чуть ли не детское личико, пушистые светлые волосы, топорщившиеся во все стороны и явно доставлявшие ей массу неудобств, фигура прямоугольного типа. Она была довольно миловидной, но миловидность эта имела больше общего с детской непосредственностью, чем с женской красотой. Вся она излучала кротость, наивность и мягкость, и, попав под это излучение, даже Катя преображалась и начинала светиться, отражая мягкость и кротость, как луна отражает солнечный свет.

      Юля обратила внимание на Диму.

      – Ой, ты была не одна. Если ты…

      – Нет, нет, – поспешила сказать Катя. – Мы просто случайно встретились, он собирался уходить. Идем?

      – Да.

      Пожалуй, так его еще никто не отшивал.

      ***

      Они разместились в том же кафе, где сидели с Димой, когда встретились у университета в первый раз. Катя об этом даже не вспомнила. Она скользила глазами мимо меню, рассматривая Юлю исподтишка. Было какое-то мазохистское удовольствие в том, чтобы вот так сидеть напротив нее, когда сердце чуть не в судорогах сводило. Это было больно, это было приятно, это было грустно и радостно одновременно. В конце концов, самое приятное в жизни – это иметь мечту о том, что недостижимо. Человек не обладает магией, но ему приятно думать, что мог бы, он не властвует единолично над сердцами любимых, но ему приятно воображать, что это так. Мечты, которые находятся во власти человеческих способностей, тягостны, потому что заставляют работать в поте лица, что не всегда окупается, мечты, осуществление которых отрицают законы физики, приятны, потому что ничего не требуют и ни к чему не обязывают. Юля была такой же мечтой. Катя знала, что это заведомо проигрышный вариант, и, возможно, это в том числе внесло свою лепту в интенсивность чувства, которое она испытывала.

      Но сначала был взгляд. Взгляд смущенный, мягкий. Потом была улыбка, неуверенная и теплая. Затем были руки – маленькие ладони с короткими тонкими пальчиками с холодной бледной кожей. Только потом появилась вся она: кроткая, наивная, глупая, милая, робкая, щепетильно-аккуратная. Катя была другой. Рядом с Юлей она была монолитом, атлантом, на чьих плечах стоят своды мироздания. Уверенность, которую она черпала в достоинстве, подчеркнутом богатством и завистливыми взглядами, строгость и резкость, перенятые у Вероники Кирилловны, презрение, которому ее выучила школа, – все это резко отличало ее от нежной и очаровательной Юли и