Ген Z. Без обязательств. Elika Blind

Жрать хочу ужасно.

      – Насчет той «свирепой» девчонки, – сказал вдруг Петя, и у Димы тут же скривилось лицо. Он знал, что ему сейчас скажут. Петя всегда говорил одно и то же, особенно теперь, когда сам был в хомуте. – Может, попробуешь с ней встречаться?

      – Ты хочешь испортить мне аппетит?

      – Не увиливай. Ты живешь один в какой-то конуре, копишь все эти деньги непонятно на что, ведешь довольно разгульный образ жизни, и, памятуя о том, что у тебя вообще нет тормозов, я за тебя волнуюсь.

      – Во-первых, я люблю свою «конуру». Я кстати, в этом году переехал из студии в однушку, так что расширился. Во-вторых, деньги я не коплю, мне просто не на что их тратить, но траты на бабу – это все равно, что вкладываться в заведомо убыточные акции.

      – Можешь перепродать на подъеме.

      – Или закончить в убытке, ага. В-третьих, я не веду разгульный образ жизни. К свингерам я все еще не примкнул, сатириазом не страдаю. Просто у меня холодное сердце. Я не способен на симпатию и уж тем более на любовь. Смирись уже с этим.

      – Хорошо, а в-четвертых?

      – В-четвертых?

      – Что у тебя тормозов нет – это меня больше всего беспокоит.

      – А, тормозов, – протянул Дима. – Ну тут… Я просто делаю, что хочу, Петь. Живу, как хочу, ем, что хочу, сплю, когда хочу, и умру я тоже, как хочу. У меня со смертью контракт.

      «Контрактом со смертью» Дима называл готовность по первому же внутреннему требованию заложить жизнь в обмен на порцию экстрима. Он любил ощущение свободы, которое давал ему адреналин, когда кровь бурлила, сердце упоительно сжималось, а жизнь, бегущая по венам, становилось до того жгучей, яростной и страстной, что казалась даже прекрасной. В погоне за этими ощущениями Дима прыгал с банджи, получил разряд по парашютному спорту, занимался скалолазанием, играл в зацепера и лез в постель к «занятым» девушкам. Ему было все равно, как к этому отнесутся другие, и он всегда был готов брать на себя ответственность, будь то разбитое лицо или сломанный позвоночник. Он хотел брать. Брать, брать, брать. Брать от жизни все, до чего дотянутся руки, испытать все ощущения, которые только могли синтезировать его нейроны. Тело, которое склонные к эзотерике женщины называли храмом, было для него средством, и если бы в какой-то момент его оказалось уже невозможным починить, что ж, он нашел бы возможность его выкинуть.

      Таков был человек, живший только ради себя.

      – Жизнь ничего не стоит без риска.

      – Ты не можешь жить так всегда.

      – Почему?

      И правда, почему? Петя не смог бы дать вразумительный ответ и затолкнул в рот кусок пиццы. Человек не может жить так, как хочет, особенно если он хочет того, что в глазах общества является симптомом асоциального расстройства, – иначе его должны лечить. Петя усвоил это от родителей, а те от своих родителей, а те от своих, однако времена изменились, и пришла эпоха диссидентов. Петя чувствовал себя неспособным спорить с Димой. Они принадлежали разным поколениям, да и Петя понимал, что общество очень много задолжало этому мальчишке. Пусть резвится, пока