Наше счастье украли цыгане. Олег Лукошин

на травку.

      Из машины вышел статный и симпатичный мужчина лет сорока, открытое лицо, усы, волевой взгляд, длинные рукава рубашки закатаны до локтей, интересный такой – и направился прямиком к нам.

      – Здравствуйте, Никита Владимирович! – произнёс он, приблизившись, и протянул деду руку.

      – Доброе утро, Саша, – ответил на рукопожатие дед.

      – Здравствуй, Света, – кивнул дяденька и мне. Этак устало-доброжелательно.

      Я уже просекла, кто передо мной.

      – Здрасьте, – молвила язвительно.

      – Ты на маму похожа, – улыбнулся он мне, но ещё более устало. – Такая же красивая.

      – А на папу? – выдала я тотчас же.

      – Может быть, не знаю. Домой поедем, а, Кать? – тут же переключился он на девушку.

      – Да она же врёт, папа! – воскликнула Катерина. – Она же гнусная стерва, не смотри, что маленькая. Я знаю таких – они всё вокруг подчинить хотят. Они же все ради одноногого стараются, он подкупил их как-то. Вот проверь – так и будет.

      Интересный мужчина, председатель колхоза Александр Геннадьевич Елизаров (верно угадала?) поморщился.

      – Ну хватит! – бросил он дочери. – Ты тут ничего не докажешь, сцены устраивая. Девочка не виновата. Оставь её в покое.

      – Вова не насиловал её, ты же знаешь! Он не мог!

      Елизаров выразительно вздохнул – и я поняла это как выражение житейской мудрости: «Всё в этом мире возможно, доченька!» – схватил Катю за руку и потянул за собой.

      – Пойдём!

      Она не сопротивлялась.

      Они добрались до машины, открыли двери.

      – Пока, чокнутая! – крикнула я колючим Катиным глазам.

      Все трое – включая деда – бросили на меня быстрые и осуждающие взгляды. Никто не произнёс ни слова.

      Плеть и ярость

      « – Я ищу правды, господин мэр, – ответила Мария. – Всего лишь правды – и ничего более. Вы поможете мне?

      Мэр Лазарус не издал ни слова, лишь откинулся на спинку высокого, обитого тёмно-синей парчой кресла с деревянными головами псов на подлокотниках и негромко хлопнул в ладони. Тут же в комнате возникли двое быстрых слуг, молодые мулаты, которые стремительно задёрнули окна плотными тёмными шторами, зажгли на расставленных по просторной комнате подсвечниках покрытые копотью, наполовину использованные свечи, а затем, ни слова не говоря, схватили девушку и стремительно связали ей руки. Дар речи словно покинул Марию – от неожиданности она не могла произнести ни слова. Её подвели к мраморному столбу, что обнаружился в углу, заставили поднять связанные руки и закрепили их бечёвкой к крюку, торчавшему из столба.

      Потом они сорвали с неё платье и нижнее бельё.

      В следующее мгновение испуганная девушка почувствовала спиной стремительный и болезненный удар хлыстом. Вскрикнув, она обернулась и увидела полуголую девушку с пронзительным взглядом: коварно улыбаясь, та заносила хлыст для очередного удара.

      Продолжавший восседать в кресле мэр вдруг громко засмеялся и непонятно чему зааплодировал.

      – Птичка