Азъ есмь Софья. Царевна. Галина Гончарова

невестой – и уж к ее охране отнеслись вовсе не так халатно, как когда-то к защите касимовской невесты. Служанки у нее были все свои, от Софьи. Охрана?

      Алексей Михайлович поставил своих доверенных людей, да и Милославские тоже постарались. Иван Милославский примчался к Софье, падать в ноги и благодарить – царь, узнав, кому именно обязан своим счастьем, поблагодарил мужчину и пожаловал его золотой чашей с червонцами. Да и к царю Иван стал вхож намного чаще.

      Любавушка по секрету призналась Софье, что ей царя уж-жасно жалко, он ведь такой одинокий – и никто его не понимает. Софья покивала, соглашаясь, что быть одиноким, имея аж десяток детей, троих сестер и всяких около-родственников – это у нас запросто, и посоветовала жалеть его почаще. Сошлись два одиночества!

      Одному в радость слезы пролить, второй в радость их вытереть… идеальное совпадение!

      Алексей Михайлович вообще ничего вокруг не видел, пребывая в розовом тумане. Софья даже удивлялась – как так можно? Но потом поняла. Царь любил жалеть себя и любил, когда его жалели. Любава же была наделена этим даром в таком количестве, что хоть сцеживай и в чай подливай. Даже Матвеева, который таки прорвался к царю и упал в ноги, не велел гнать со двора. Просто посмотрел с улыбкой и высказался в духе: «Неисповедимы пути Господни, никогда не угадаешь, где найдешь, где потеряешь». Понятное дело, Матвеева этот расклад не устроил, но тут грянуло еще более страшное.

      Наталью Нарышкину нашли мертвой.

      Царь был в шоке, хоть и недолгом. Но злорадство в нем перевесило. Вот, не крутила б хвостом, сидела бы сейчас в Кремле. А так – простите…

      Что привело к такому печальному концу?

      А вот что. Ираклий, получив деньги на необходимое – целыми днями мотался по Москве. Ведь нанять людей мало, надо их еще вооружить, одеть, обоз снарядить… Царь тоже чуть сжалился и обещал помочь стрельцами – с легкой руки сына. Лучше – матвеевским полком. Самое то для него…

      Одним словом – Ираклий был очень занят. А жена оставалась одна. И не в Кремле, нет. Царь не намекал, что хорошо бы кахетинцу оттуда съехать, но мужчина и сам был понятливым. Снял подворье да съехал – временно.

      Сам царевич, получив деньги, да и поддержку, целыми днями то в полку пропадал, то еще где, а Наталья одна оставалась. Вот и упросила молодого мужа ее хотя бы в церковь отпускать.

      Ираклий, конечно, согласился. Со служанками, с охраной… только кого это спасло?

      Никто даже и не понял, как дело случилось.

      Просто шла молодая женщина, улыбалась солнышку летнему, а потом в единый миг за сердце схватилась да и на снег осела. Служанка кинулась, захлопотала, помстилось ей, что Нарышкиной плохо стало – ан нет.

      Не плохо…

      Между ключиц женщины, брошенный с нечеловеческой точностью, торчал короткий арбалетный болт.

      Вот тут-то толпа и взволновалась – убили! УБИЛИ!!!

      Охрана искать душегуба бросилась, да только следы на снегу и разыскала, обильно перцем пересыпанные. Собака не прошла чтоб.

      Ираклий, как узнал, помертвел весь, царю в ноги бросился, на коленях о милости просил. Было что-то такое в Наталье, притягивала она к себе мужчин. Хоть и был на