Азъ есмь Софья. Царевна. Галина Гончарова

много. А потом мужа не стало. Не уберегла. Не защитила.

      Видит бог, сейчас она бы что угодно сделала, чтобы защитить своих родных. И плевать на порядочность. Пусть она горит в аду, но ее близкие жить будут! А потом пусть судят, кто и как хочет. Но – потом.

      – Алешенька, ты все помнишь, что мы должны сделать?

      – Да, Сонюшка. Сегодня вечером…

      Две головы сдвинулись. Дети тихо зашептались. Хотя… не такие уж и дети?

* * *

      Наталья нервничала, и сильно. Уж два месяца, как живет она в Кремле. Свозят сюда девушек со всех концов земли православной, а дело-то и не движется. Царь-то у нее в кармане, а вот царевич…

      Алешенька… Имя-то какое сладенькое, словно леденец за щекой…

      Отец его – нет, не то, а вот Алешенька, чудо синеглазое, с золотыми локонами! А руки какие у него! Небось, как обнимет, к себе прижмет – так и дух зайдется…

      Красивый он!

      И ласковый, и умный, жаль только, увидеться с любимым не часто удается. Всего-то разика три и встречались – и то с оглядкой да в темных комнатах. Переговорили да разошлись. И ловила себя Наталья на грешных мыслях. Пасть бы на грудь любимому, устами к устам прижаться… да нельзя. И Алешенька к ней серьезно относится, честь ее до свадьбы бережет. Служанку к ней приставили, так вскорости заменили на другую, а та – Алешенькиной тетки служанка, так что записочки любимому передавать можно невозбранно, главное – имя в них не писать. Да и не надобно имени, когда чувства за каждым словом стоят, из груди рвутся…

      Жалко только, что Ульянка заболела, вот уже два дня в жару лежит…

      Наталья в зеркало собой полюбовалась… хороша!

      И бела, и румяна, и плечи словно мраморные, и косы темные – чем не царица? Сначала, конечно, царевна, а потом уж, как старого царя не станет, так и Алешенька Шапку Мономаха наденет. А она – рядом с ним будет. Поможет, случись что, подскажет…

      А то сейчас Алешенька не к тем прислушивается, ой не к тем…

      А особливо сестрицу его надобно будет в монастырь спровадить, Соньку-гадину! Стервь такая, ненавистная…

      Словно черт принес – дверь скрипнула. И в светлицу проскользнула девочка, при виде которой Наталья тут же встала со стульчика раззолоченного, поклон отмахнула.

      – Государыня царевна…

      Софья, а это была именно она, чуть улыбнулась.

      – Встань, Наташа. Поговорить надобно.

      Наталья послушно выпрямилась, уставилась в упор на девочку, а той – хоть бы и что. Стоит, глаза в глаза смотрит насмешливо, словно понимает, что ничего ей Наталья не сделает… эх, хворостиной бы тебя, нахалку!

      – Я бы с тобой вообще не разговаривала, да брат мой что-то в тебе нашел. И отец тоже… не знаешь, почему хороших мужчин к дурным девкам тянет?

      И глаза темные, насмешливые, жестокие… гадина! Вся в матушку свою!

      – Потому как к хорошим им тянуться не дают. Ежели и полюбят мужчины такую, обязательно найдется, кому их свадьбу расстроить. Как касимовской невесте…

      Удар цели не достиг, Софья только улыбнулась насмешливо так, ехидно. А зубки мелкие, белые, как у хищного зверька…

      – И то верно. Что там с Ефимией