Холод пепла. Валентен Мюссо

мы когда-то повесили самодельные качели. Я приподнял прядь, закрывавшую на лбу небольшой шрам – память о падении, из-за которого меня забрала в больницу карета «скорой помощи», когда мне было тринадцать лет.

      – На ветке все еще видны следы от веревки, – заметил я. – Странно, но у нее тоже остался шрам. Так что мы квиты.

      Анна выпустила изо рта струйку белого дыма.

      – Знаешь, в этом году Абуэло плохо себя чувствовал. Алиса очень беспокоилась о нем. В последние месяцы я часто у них бывала.

      – Почему ты ничего мне не сказала?

      – Возможно, надо было бы. Ничего серьезного, но он… сдал. Полагаю, это самое подходящее слово.

      Анна закурила новую сигарету.

      – Как поживает Виктор? Когда я увижу своего любимого племянника?

      – Во время следующих каникул он поживет одну недельку у меня. Можно что-нибудь придумать… Ты не против?

      – Да, это было бы хорошо.

      Вот уже два года как Лоранс жила в Риме. Она поехала туда за своим мужем, резчиком, создававшим ужасные деревянные скульптуры, которые покупали по бешеным ценам простаки, лишенные какого-либо художественного вкуса, зато лопавшиеся от счастья из-за того, что теперь они могут подкрепить свою страстную любовь к искусству комичной идеологией школьной переориентации. Я не возражал против ее отъезда. Лоранс металась между Римом и Парижем, где осталась вся ее семья, так что я, несмотря на разделявшее нас расстояние в полторы тысячи километров, часто виделся с Виктором, когда он жил в Париже в трех станциях метро от меня.

      – Как твоя учеба?

      – Нормально, хотя мне кажется, что время тянется медленно.

      Анна училась на третьем цикле в Школе Лувра. Теоретически через несколько месяцев она должна была закончить учебу.

      – Далеко продвинулась в своей дипломной работе?

      – Я отстаю, очень даже отстаю, но обязательно наверстаю упущенное. Я уже прошла стажировку в Сен-Жермен-ан-Лэ.

      – В замке?

      Анна кивнула. На самом деле, хотя я не имел никаких конкретных доказательств, на которые мог бы опереться, у меня было подозрение, что Анна бросила учебу. После семи столь трудных, столь разных лет это было самым глупым ее решением. Но в любом случае я буду последним, кто узнает об этом.

      Легкий ветерок колыхал листья каштана, шумевшие над нашими головами. Некоторые деревья уже были усыпаны гроздьями белых и розовых цветов. Я набрался мужества.

      – Послушай, относительно того, о чем мы вчера говорили по телефону…

      – Забудь, Орельен. Вчера я была такой подавленной. Я ни в чем тебя не упрекаю.

      – Нет, я хочу, чтобы ты знала… Мне хотелось бы, чтобы в будущем мы чаще виделись. Как хорошо вновь встретиться здесь, в Арвильере… Например, на каникулах… Через три недели, весной, я приеду с Виктором. Можно снова сделать качели…

      Это все, что я смог ей предложить.

      – Последние годы я мало занимался тобой, – закончил я срывающимся от волнения голосом.

      Анна бросила окурок на влажную землю и раздавила его