Холод пепла. Валентен Мюссо

и сейчас вижу ее, в светлом платье и темном пиджаке с короткими рукавами, сидящую на облезшей скамье и рассеянно вертящую в руках сумочку. Устремив на меня чуть уклончивый взгляд, всегда придававший ей трогательный вид, Анна встала и бросилась в мои объятия – в порыве, ставшем таким редким для нас, что я с трудом сдержал желание попятиться. Она разжала руки и с осуждением посмотрела на мою спортивную сумку.

      – Больше у тебя ничего нет?

      – Я уеду в воскресенье. Я и так пропустил сегодняшние занятия. Как он?

      – Я отвезла Алису в больницу около половины восьмого. Она хотела как можно раньше приехать туда, хотя медсестры косо на нее поглядывают. Ничего нового нет. Врачи ждут. Они собираются сделать ему церебральное сканирование или что-то в этом роде, не знаю…

      Анна быстро шла по перрону, устремив пристальный взгляд в какую-то невидимую точку в конце вокзала.

      – Я думаю, он не выкарабкается, – добавила она нейтральным тоном, откидывая назад непослушную прядь золотисто-каштановых волос. – Врачи настроены более пессимистично, чем я дала тебе понять по телефону.

      – Я так и думал, – солгал я, чтобы она не чувствовала себя виноватой.

      На стоянке перед большим старомодным фасадом вокзала Шалон-ан-Шампань мы сели в колымагу Анны, «рено-19», купленную на распродаже. Насколько я помнил, эта машина всегда была помятой со всех сторон. Я прозвал ее катафалком не только из-за цвета, но и потому что человек, садившийся в нее, подвергал свою жизнь смертельной опасности.

      Ремень безопасности на пассажирском сиденье отказывался растягиваться. Моя сестра перегнулась через меня и энергично, с видом знатока, несколько раз дернула за него.

      – Мне очень жаль, но у этого ремня свой характер…

      Я улыбнулся. Она повернула ключ зажигания, мотор зачихал. Пришлось еще раз повернуть ключ.

      – Ты уверена, что мотор не заглохнет?

      – Не бери в голову, у меня свои методы…

      В конце концов машина поехала. Мотор продолжал чихать, что внушало некоторое беспокойство.

      – Может, сразу поедем в больницу, встретимся с Алисой? Что ты об этом думаешь?

      – Прекрасная идея, – ответил я, рассеянно глядя сквозь потускневшее стекло, когда мы проезжали через Марну.

      Десять минут спустя мы были в Медицинском центре Шалона. Я шел за Анной по больничным коридорам, едва успевая за ней.

      Мой дед находился в палате интенсивной терапии. Мне было тяжело видеть его лежащим на больничной койке под капельницей, с трубками, вставленными в нос и рот. Несмотря на его преклонный возраст и осознание того, что он может вскоре покинуть нас, мы не представляли нашей жизни без него.

      Алиса, которую мы встретили в комнате перед палатой, сказала, обращаясь ко мне:

      – Не знаю почему, но вчера утром у меня возникло странное предчувствие.

      – Абуэло плохо себя чувствовал? – спросил я.

      – Нет, вовсе нет. Но когда он пошел кормить птиц, я из окна кухни следила за тем, как он удаляется, словно знала, что вижу его в последний раз.

      В моей душе вспыхнула тревога: все предвещало