Тёщина дорожка. Андрей Недельский

сверху и внизу два стальных блока, а на них стальной же тросик. Тросик приводится в движение двумя стальными же шестерёнками; вся эта байда неразборная, капитальная. Советская ещё работа, шестидесятых годов, – вечное сооружение, словом. И вот, представь: какая-то зараза берёт и ночью поднимает на флагштоке трусы, а между двух шестерёнок вставляет камешек, да так ловко, что мы до сих пор не можем вытащить. Да и вряд ли теперь вообще вытащим: Фёдорыч, физрук, недавно попытался этот камешек перемолоть шестерёнками, как жерновами. Что называется – «выход на силу».

      – И неужто снять никак нельзя?

      – Пытались: физрук полез было, да сорвался и грохнулся метров с трёх, потом неделю хромал. Больше никто не пытался. Уж очень неудобно туда лезть, из-за этого троса. И лестницу не поставишь; да и самая длинная наша лестница метра на четыре до верха не достаёт.

      – И кто ж это всё провернул?

      Лагерный врач ядовито усмехнулся.

      – Есть у нас сильное подозрение на одну особу, но доказательств нет…

      Сославшись на какое-то неотложное дело, Васильич оставил мне ключи и уехал в город.

      Я поставил в холодильник недопитую бутылку «Немировской», убрал со стола, умылся и пошёл представляться коллегам. Получил постель, познакомился с вожатыми: половина была студенты из Крыма, половина наши киевляне из универа, – историки и филологи. Были симпатичные девчонки. Тут же меня пригласили сегодня после отбоя отпраздновать знакомство. В общем, месяц обещал быть интересным и насыщенным.

      Вечерняя линейка прошла занятно: поскольку флагшток был занят, один пацан из старшего отряда вышел с государственным флагом и стал перед трибуной по стойке «вольно», держа древко флага небрежно и отстранённо; свободной рукой он то скрёб у себя в голове, то ковырял в носу. Так он развлекался до тех пор, пока в радиорубке не включили запись гимна: тогда знаменосец состроил торжественную рожу и начал слегка помахивать стягом из стороны в сторону. Решение было свежо и оригинально, и я его оценил. Однако дети, все как один, смотрели на бойко развевающиеся высоко в небе трусы вожатого третьего отряда и весело посмеивались.

      Короче: несмотря на подстерегающие вокруг опасности, я вдруг почувствовал себя здесь как дома, в своей тарелке. «Медработники нужны везде, – сказал я себе. – В конце концов, это твой долг.»

      На следующее утро единственной моей целью, мечтой и желанием было: дотянуть до послеобеденного сна. Состояние было крайне тяжёлое; полночи мы пропьянствовали, ещё полночи искали какое-то горное озеро, которое так и не нашли. В лесу под кипарисами я попытался соблазнить самую симпатичную вожатую, ялтинку… ялтовчанку… жительницу Ялты. Она как бы была не против, но в результате дальше снятого лифчика дело не пошло. «Не, ну не в первый же раз. Потом, позже», и т. п. Поразил физрук, здоровенный мужичина лет под сорок: на нашей вечеринке он пил больше всех, почти не закусывая, ночью поспать мог не больше двух часов; а утром проводил зарядку такой свежий, бодрый и румяный, как будто бы дрых часов восемь после