Вы просто не знаете куда смотреть. Павел Сергеевич Иевлев

сто метров наискосок, что отлично характеризует умственные способности того панка. Пытаться грабить заведение, расположенное буквально у порога полиции, фантастически тупо.

      – Слы, чел, маякни полисам, что я не гангста! – завопил панк, увидев меня через решётку. – Я мальца кэш аскал, рили! И пивцо. Слы, чел, мне рили грабёж шьют, во трэш, прикинь? Не надо так, чел!

      – Угрожал ли этот человек вам холодным оружием? – спросил меня Депутатор, когда мы расположились в его кабинете.

      Ручка в его стальных пальцах нацелилась на желтоватый лист бумаги. Полицейский участок крошечный, единственная камера – просто отгороженный решёткой угол, дверь в кабинет не закрывается, так что панк всё слышит.

      – Полис, ты рили гонишь! – кричит он. – Пивцо онли! Жажда, чел! Скажи ему, чел!

      – Я бы не назвал это угрозой, – сказал я неуверенно.

      – Вот этот предмет вам знаком? – Депутатор достал из ящика стола серый бумажный пакет, вытряхнул из него на стол ножик. Осторожно, через платок, нажал на кнопку фиксатора. Из рукоятки с деревянными накладками со щелчком выскочило лезвие.

      – Похож на тот, которым мне царапали стойку, – признал я. – Но рукоять я не видел.

      – «Свидетель считает, что нож, изъятый у подозреваемого, похож на тот, который использовался при попытке грабежа», – сказал полицейский вслух и принялся заполнять бумагу перед собой. Почерк у него оказался крупный и ровный, словно образец для школьной прописи.

      – Рили, полис, не гони! – панически отозвался из-за решётки панк. – Какой грабёж, ты себя слышишь вообще? Мелкий аск, рили! Ну, чел, не будь говном, чел!

      – Произносил ли подозреваемый угрозы в ваш адрес?

      – Выражался он довольно невнятно, – сказал я осторожно. – Но мне показалось, что обещание неких проблем прозвучало.

      – Да блин, чел! Это же аск, чел! Ну, прогнал я про трабло, ну, что ты, чел! Да ты же и не зассал, рили, не гони, чел! Они же рили меня засадят, чел!

      – Так и запишем: «Угрозы неопределённого характера», – удовлетворённо кивнул Депутатор и внезапно мне подмигнул.

      Панк застонал безнадёжно: «Это трэш какой-то, рили…»

      – Угрожая оружием, подозреваемый требовал деньги… – проговаривает вслух то, что пишет полицейский. – Что позволяет классифицировать его действия как грабёж первой степени с отягчающими обстоятельствами…

      – Во-о-от говно-о-о… – заныл панк. – Какими «отягчающими», полис, ну что за трэш, челы!

      – С особым цинизмом в общественном месте на глазах у несовершеннолетних… Уборщице твоей семнадцать, ты в курсе? – спросил у меня Депутатор.

      – Знаю, – ответил я. – Не наливаю.

      – Вот и правильно. Приятно видеть законопослушного гражданина. А этого бандита мы засадим лет на двадцать, и поделом…

      – На сколько? Рили, челы, это ж креза! Какие двадцать, я только стойку поцарапал! – заверещал перепуганный панк. – Я столько не жил ещё, мне восемнадцать всего!

      – «Подозреваемый признал совершённую им порчу имущества…» – пишет полицейский, медленно проговаривая.

      – Рили признал! – кричит панк. – Мой косяк! Сговнил. Каюсь, рили! Возмещу! Простите