Петроградка. Сергей Переверзев

общем, он не столько мечтает о завтрашнем дне, сколько ждет его как избавления от плена египетского.

      А кот спит меж беспокойных лап своего пса и мечтает о том, что завтра никто никуда не пойдет. Потому что ботинки должны подсохнуть. Ведь если не подсохнут, то ему кабзда. Таким прямо словом и думает: «кабзда». Он его от Сергунчика услышал, когда тот что-то на старой-старой плите в кастрюльке варил.

      Ну да, испугался. А вы бы не испугались? Этот орет, та бегает, тьма, и полыхает еще… М-да. Надо, чтобы завтра никто никуда не ходил.

      Мечтают оба о дне завтрашнем, но я не уверен, что сбудется у обоих.

      А папа Андрей лежит неподалеку на кровати и не спит. Его лицо пахнет паленым волосом. Поэтому он смотрит в потолок и старается не нюхать. Глаза его полны слез.

      Глаза теперь вообще самое большое место на его лице без бороды. И самое грустное. Хотя нет. Самое грустное теперь на его лице все-таки борода.

      «А потому что она…» – думает он. Слово никак не подобрать. «Офигела», – додумывает он, не очень точно, на мой взгляд, этим словом отражая все происшедшее.

      «Пусть сама с утра и идет Ральфа выгуливать, вот что». Он не знает, как это сообщить спящей жене, но полон решимости. А она прижалась головой к его плечу и посапывает, шевеля губами во сне.

      Мысли его смягчаются.

      С одной стороны, думается ему, все ж таки она не хотела, и шарахнуло не из-за нее, а вообще хрен знает из-за чего. А с другой стороны, можно было так не тупить. Ведь соображать же надо, что значит «вырубай свет». Особенно в такой ситуации. А с первой стороны, все ж таки любимая жена. Вон же она какая. Лежит тут. Прижалась. А с другой стороны, так это оставлять нельзя. Знает он эти штучки, отец говорил. Потом вообще на шею сядет и поедет. Вот пусть хотя бы Ральфа с утра и выведет. В парк желательно, на подольше. А то и не припомнить, с Ральфом сегодня гуляли вообще или нет…

      А пока они будут гулять, я буду лежать тут. А еще лучше, они уйдут, а я за ноут и в танчики, прокачал ведь неплохо уже…

      А если она будет говорить, что не может или не хочет, он скажет, что у него спина болит. Они же с Сергунчиком плиту тащили, поэтому должно правдоподобно звучать. Она будет долго собираться, и придется все это время лежать. Можно еще будет сказать, что с Ральфом вчера не гуляли вроде бы и надо бы побыстрее. Да Ральф и сам скажет. А потом сразу… и Лехе напишу, чтобы в сети был…

      И вот тут только он начинает по-настоящему мечтать о дне завтрашнем. И не о чем-нибудь там дурацком, а о настоящих серьезных вещах. О дружбе, например, с Лехой. Конечно, не так прямолинейно – что об этой дружбе мечтать-то, она и так есть, – а опосредованно, на то он и интеллигентный человек с бородой.

      «Уже без бороды», – горько вздыхается ему.

      А я вот думаю, есть все-таки шанс у них обоих. Я имею в виду пса с котом. Вполне может у обоих с мечтами завтра срастись, если все у папы Андрея получится.

      Папа Андрей лежит на спине, смотрит голым подбородком в потолок и мечтает. А с потолка на его мечты льется мелодия без слов. Папа Андрей настолько взрослый, что узнает ее и вспоминает слова: «Мой костер в тумане