Петроградка. Сергей Переверзев

сказано, что надо воткнуть в пластилиновый брусок четыре бортика из спичечных коробков, расположив их квадратиком. Между ними воткнуть в пластилин плашмя солдатика или что там еще до середины фигурки. И все это надо залить гипсом. Опа! – и у вас половинка формы.

      Потом форму надо намазать маслом. Приделать по бокам такие же бортики. Положить в нее солдатика и снова залить сверху гипсом.

      Опа! – ликовал коллектив авторов книжки, и вот у вас готова вторая половинка формы.

      Теперь всего лишь надо ножичком прорезать в готовой форме горловину для залива олова и воздуходувы, растопить олово в кастрюльке и залить в форму.

      Не беритесь голой рукой за край кастрюльки, предупреждала книжка, только тряпочкой. Чтобы не обжечься.

      Хорошо, что у Андрюхи из «Б»-класса мама художник и что он боится ударов в нос. У него очень чувствительный нос, из которого удивительно легко идет кровь. По поводу и без повода. Тут повод был. И вот трехлитровая банка гипса легла в основу первой половинки формы.

      Масло, правда, Сергунчик пожалел. Даже не пожалел, а сам съел. Поэтому первые две слипшиеся половинки гипсовой формы пришлось разбить папиным молотком, чтобы достать такое редкое и столь ценное колесо от пушки.

      Но потом жирное сливочное маслице все же пошло в ход, и форма с прорезанной горловиной ожидала, как говорит один мой знакомый мартеновец, залития сырья в ея нутро.

      Потом сгорела тряпочка. И не тряпочка, а полноценная тряпка. Мамина любимая, как выяснилось впоследствии.

      Да еще стало очевидно, что алюминиевая проволока – вовсе не оловянная. Она не плавится на электрической плите. Точнее, плавится, но примерно в тот же момент, когда плавиться начинает и раскаленная докрасна кастрюлька. Очень удобная кастрюлька. С длинной ручкой, как у ковша. Из такой кастрюльки сподручно было бы наливать олово в форму. Тоже мамина любимая, как позже было сказано Сергунчику. И тоже алюминиевая под эмалью, как и проволока.

      Но что поделаешь, в любом производстве без потерь не обойтись.

      Кстати, вместе с кастрюлькой Сергунчик и его папа чуть не потеряли маму. Папа молодец, остановил этот цирк.

      Он строго пообещал сдать маму в психиатрический стационар имени Скворцова-Степанова, если та продолжит искать свою долбаную, как он выразился, кастрюленцию.

      Куда делась кастрюлька, никто не знал. Сергунчик предпочитал думать, что ее и не было.

      И вот наконец новая стальная безликая кастрюля, наполненная оловянной проволокой, – то, что оловянной, а не алюминиевой, Сергунчик вместе с бомжами проверили на костре за сквериком у Сытного рынка, – греется на многострадальной конфорке. И кривая форма, восьмая по счету, потому что кто ж знал, что воду с гипсом надо смешивать в пропорции, а иначе все рассыплется, открыла утробу в ожидании смеси.

      Конфорка светится красным, вселяющим в сердце ужас светом. Расплавленные ошметки любимой маминой тряпки прилипли к конфорке и топорщатся из-под кастрюли. По телевизору оперный певец натужно нагнетает какое-то завывание,