Оскар. Евгений Толкачев

магазин, высотку или что-нибудь в этом роде. Псих месяца, одним словом.

      Поэтому Оскар не сгреб официантку в охапку – как сделал его призрак (призрак, сопровождающий каждого из нас и делающий то, что в данный момент хотелось сделать, но нельзя), он всего лишь отпил кофе и съел пончик с медом.

      Посмотрел на часы и съел второй.

      Наблюдала за ним и некая блондинка.

      Пять минут назад в дамской комнате она получила от Стеллы краткую справку:

      – Солидный папик заплыл. Судя по прикиду, имеет бабло. С кольцом. Трезвый. Можешь с ним замутить.

      Стелла доложила обстановку, открыла кран, сунула окурок под струю и выбросила в корзину для мусора, в то время как блонда красила выпученные губки алой помадой, готовясь к штурму.

      Она вошла, наградив Оскара быстрым, оценивающим взглядом.

      Ее бедра призывно покачивались, как у женщин, которые знают перед кем вилять задницей. Села за стойку бара, в нарочито небрежной позе, закинув ногу на ногу и придав лицу выражение томной грусти с легким оттенком цинизма, которое, как она слышала от «коллег по цеху», ей очень шло. Проверив сие обстоятельство в карманном зеркальце, блондинка похлопала себя по вискам, еще раз проверяя прическу, смахнула пушинку, – все это невероятно быстро, с движением на лице, с каким-то внутренним покусыванием и втягиванием щек.

      Она видела мужчину почти привлекательной грубости, его очки в дорогой оправе, широкие плечи; Оскар производил впечатление человека внушающего доверие, мужика у которого есть свободное время и деньги.

      Она отклонилась назад, втянула живот и выставила грудь, словно манекенщица перед объективом фотокамеры, резонно полагая, что рано или поздно будет замечена.

      Оскар заметил.

      Блондинка чарующе осклабилась, поощряя завязать разговор (подойди, дотронься до меня – не пожалеешь).

      Оскар улыбнулся в ответ, поднял кофе и отсалютовал: «Ваше здоровье».

      Девушка, магнетизируя объект влажным взглядом и выставив напоказ беленькие крепкие зубки, кивнула на бар.

      «Консумация. Понимаю. А я сегодня нарасхват. Вот что, значит, забить на работу, сойти с муравьиной тропы и оглядеться по сторонам».

      Он бросил холодный взгляд оценщика на бронзовые волосы и преувеличенное декольте.

      «А что? Время терпит. Пойду, послушаю, чем „дышат“ путаны, работающие в кофейнях. Видать, дело – дрянь, раз они стали осваивать семейные гнездышки вроде этого. Неужели здесь есть, чем поживиться?»

      Бармен надраивал пивные краны, которые торчали из-за стойки как головы стальных кобр.

      За столиком напротив Оскар представил семейство.

      Свиноподобный папа с подбородками, похожими на стопку оладий и щеками бульдога, жевал куриную лытку. Каждые шестьдесят секунд он извлекал из кармана небольшую простынку и вытирал лицо.

      Коровистая мамаша с бюстом, заставляющим думать о кормилицах великанов, несуществующей талией и прической диктора Центрального телевидения 1980 года розлива, поглощала