Ожившая надежда. Федор Конев

из деревни в однокомнатную квартиру, доставшуюся Анне в наследство. Об отце Анна так ничего и не выяснила. Баба Дуня старела, уже не могла работать дворничихой, на ее жалкую пенсию не прожить было, сбережения матери иссякли, надо было зарабатывать. По окончании средней школы устроилась нянечкой в детском саду и заочно поступила в учительский институт. Год назад баба Дуня умерла. Все тревожилась, как теперь ее девочка будет одна. И сегодня Анна успокоила бы старушку, что никакая она не одинокая, что есть у нее друг, очень надежный человек. Арсением зовут.

      Анна уверяла себя, что они с Арсением только друзья. А девчонки в доме Касьяныча спрашивают:

      – Ну, как? Поделили Арсения?

      Никого она не делила ни с кем и не собиралась. Как так можно думать? Ведь жизнь очень сложна, между мужчиной и женщиной могут возникать очень красивые, светлые и добрые отношения. Чокнулись все на этой любви!

      Но, видимо, Римма считала несколько иначе. Как-то лучшая подруга схватила ее за плечо и стала шипеть, как сварливая баба, что ей надоело каждое утро слушать по телефону, что «вы опять ночевали вместе», что это переходит все границы приличия и терпение ее лопнет.

      – А кто доносит? – возмутилась Анна. – Зачем? Мы же ничего не украли.

      – Сказать, кто? – спросила Римма.

      – Говори.

      – Василий. Расчет такой – соперника убрать. Думал, арестуют Арсения, ты Васе достаешься. А и впрямь! Выходи за него. Арсения не отдам, он мой.

      После этого Анна спросила у Арсения:

      – Кто настучал, знаешь? Что тебя вызывали… Василий. Вот кто.

      В доме Касьяныча Василий впервые после ссоры подошел к Анне. Она стояла у порога и разглядывала гостей.

      – Как живем? – спросил Василий.

      – Ничего живем, – ответила она, не глянув на него.

      – Арсения не было, – доложил он. – Уже несколько дней.

      Она вопросительно уставилась на него, и Василий объяснил:

      – Его теперь Римма ни на шаг от себя не отпускает. Опекает как малого ребенка.

      – Ты донес? – прямо спросила Анна. – Насчет статьи?

      – Да ты что! – аж отскочил от нее Василий.

      И так засуетился, что стало его жалко. Стоит бледный, шариковую ручку сует.

      – Выколи мне глаз, коли так.

      А с Риммой что-то непонятное творилось. Арсений даже пугливо терялся, с таким обожанием она стала к нему относиться. Какой уж он подвиг совершил, чтобы этакий-то восторг заслужить! Но Римма вела себя так, будто отныне для нее никого не было на свете, кроме Арсения, и ему она решила посвятить себя до последней минуты, а точнее, секунды своей жизни. Что только пылинки не сбивала с плеча, а так охватила обложной опекой, готова была растаять, – по ее словам, – коль он того захочет.

      В семье Римма чувствовала себя все хуже. Мать еще как-то терпела, хотя презирала ее мещанскую, обывательскую суть – хрусталь и ковры в доме выводили девушку из себя. А с отцом вообще говорить не могла, его твердокаменные взгляды бесили, она тут же начинала кричать, впадая в истерику. В те годы возникла тема «отцов и детей». Партия,