Поэзия Канады (Эмили Полин Джонсон). Эмили Полин Джонсон

из всех лесных

      Чары сплетает ранние,

      Осенью эльфы их

      Слушают на прощание.

      Гигантский дуб

      Шаги марширующих армий проснулись за долом

      Над воином-дубом и в поле осеннем и голом,

      Воинственный крик прекратился внезапно в ненастье,

      Ревущие бури тогда онемели в бушующей страсти,

      Предвестием дыма войны задохнулись по селам,

      Когда в боевой барабан бьют корявыми ветками власти.

      Осины

      Высокие дисканты их серебристую песнь пронизали,

      Прекрасен и тонок напев беспокойной осины,

      Легко и протяжно сопрано разносится в зале -

      Как сила и тембры меняются у мандолины.

      Финал

      Кедры пропели вечерние песни,

      В ночи убаюкав росу -

      С музыкой ранней природа воскреснет,

      Где стелется сумрак в лесу,

      Концерт вырастает значительный очень,

      День угасает. Спокойной ночи, спокойной ночи.

      А в сумерках я услышу ясней

      Шум деревьев за нами,

      И зов далекой скрипки твоей,

      Рыдающей над волнами,

      И ветер летящий под светом звёзды непорочной,

      Я им отвечу. Спокойной ночи, спокойной ночи.

      За предел синевы

      I

      Вам сказать, сэр? Я бьюсь об заклад, мне известно, кто этот мужчина,

      Бен Филдс слишком законник, чтоб в парня стрелять беспричинно,

      Он о вас был высокого мнения, сэр, и недавно, касаясь персон,

      Говорил: «Вот однажды заявится Сквайр, и правду разнюхает он,

      Чтоб сюрприз этот преподнести». Я задумался самозабвенно -

      Навестить в любой день вы могли нас, конечно же, – Ровера, Бена,

      А теперь вы явились напрасно, поскольку двоих нас оставил, увы,

      Он шесть долгих недель уже как, за пределы уйдя синевы.

      Ровер кто? Это колли, и в мире единственный пес, существо,

      Кого мог полюбить бы я дважды. И стоимость, Сквайр, его

      Выше суммы, которой владели вы в жизни. А это, я знаю, немало.

      Ах, ну вот он, бродяга – давай, подползи же, бездельник, устало,

      Покажи нам бинты своей сломанной лапы, что ноет достаточно больно,

      Это я виноват, мне больнее – меня прокляни и для сердца довольно,

      Фразы брата звучали резонно, мне кажется, но неправа

      Моя речь была с ним до того, как раскрыла предел синева.

      А ведь за день до смерти, подумайте только, спросил: «Скажи, Нед,

      Старый Ровер найдет здесь заботу, когда я умру, или нет?

      Он, возможно, тебя веселить даже сможет в тиши одинокого зала,

      Если вдруг нападет – знай, что ты заслужил, и собака тебя не признала».

      Что же, Сквайр, все было напрасно. Я очень старался, но все же

      Дружбы колли не смог обрести, хотя мне она многих дороже.

      Я с таким же успехом Луну мог на помощь позвать, но дела таковы:

      Сердце Ровера с Беном ушло навсегда, далеко за предел синевы.

      Вижу, он не привязан ко мне, и не следует вовсе за мной,

      Хоть упрямца ласкал, окружая сердечной заботою не показной,

      И