Тайна Самаэля. Алишер Арсланович Таксанов

длиной в четыре с половиной тысячи километров, простирается на четверть окружности Марса. Местами её ширина достигает двухсот километров, а глубина – до одиннадцати километров. Это десять раз длиннее и семь раз глубже Великого каньона на Земле! Удар меча Михаила не просто оставил след – он навсегда изменил планету, забрав у неё атмосферу, воду и жизнь, оставив пустынные равнины, покрытые трещинами и кратерами, мёртвые вулканы. Этот удар уничтожил то, что когда-то было даром Самаэля.

      Я смотрел на этот «шрам» на теле Марса, на таинственный, изрезанный каньон, и чувствовал странное восхищение. На мгновение мне показалось, что я сам видел этот древний поединок, его ярость и мощь, эхом отразившиеся в каждом сантиметре этой пустынной поверхности. Эти исполинские трещины, оставшиеся после удара Михаила, казались символом вечного противостояния между двумя бывшими друзьями, братьями, которые теперь проклинали друг друга и изводили своими ударами целые планеты.

      Каюмов, задумчиво глядя на изображение, сказал тихо, почти про себя:

      – Этот шрам убил планету, Тимур. Но такой же шрам образовался и в сердце Самаэля – с тех пор он и Михаил стали заклятыми врагами, разошлись, отказываясь признавать старую дружбу.

      Я слушал весь этот мистический рассказ рассеянно, все больше погружаясь в собственные тревожные мысли. Завтра предстояло встретиться с капитаном милиции, и перспектива предстоящего допроса угнетала меня. Всё указывало на то, что на меня собираются повесить чужую вину, а найти виновного – это, как известно, только дело времени. Вариантов у них не так много, а я, по всей видимости, слишком хорошо подходил на роль подозреваемого. При этом вся эта эзотерическая история, которую рассказывал профессор Каюмов, казалась совершенно бесполезной и непонятной в моей ситуации. Вряд ли бы милиция согласилась добавить в текст протокола его речи о Самаэле и Архангеле Михаиле, да и кто из них вообще захочет слушать такие, по сути, бредни?

      На экране телевизора тем временем мелькали кадры из последней серии популярного, но нелепого сериала о продажном дипломате Баходыре Хусанове. Видимо, в финале сценаристы решили окончательно закрутить сюжет: Хусанов оказался замешан в международных махинациях, его окружили враги, он отчаянно пытался выкрутиться из сетей предательства и коррупции, но угодил в ловушку, устроенную его же помощниками. С трудом следя за происходящим на экране, я уловил лишь то, что дипломата поймали, и теперь он ждал приговора, одновременно посылая кому-то последние угрозы. К счастью, звук был выключен, иначе бы эта бессмысленная возня на фоне рассказа Каюмова, который уже становился всё более абсурдным, наверняка бы меня довела.

      В комнате темнело, и профессор включил настенные бра, направив их свет так, чтобы мы сидели в полумраке, почти не видимые снаружи. Свет мягко освещал углы комнаты, бросая тени, а само помещение казалось сумрачным и скрытым от посторонних глаз. Я понял, что Каюмов явно не хотел привлекать лишнего внимания.

      Он