Валёр. Иван Июль

деле! И в меня, тоже, поверишь! – и звонко захохотала.

      – Ну, а зовут-то тебя как? Забыл, что и не вспомнить? Мы память твою сейчас вернём: держи! – и Смотрина Алексеевна подала Макарию открытую бутылку вина.

      – Пей, сколько влезет и даже больше! Мне выдали сегодня зарплату спиртным: так что, набирайся сил. Помогает, особенно таким вот неизвестным, как ты. Пей, наполняйся кагорной силой, и не будешь больше блуждать в своей памяти по неизвестности! – ещё сильней развеселилась эта странная женщина.

      – Макарий, звать меня. Но я никогда не употребляю спиртное, совсем! И не хочу: не надо этого мне! Что это даст? Головную боль и мучения?

      – Ну, Макарий, так Макарий! Имя то, какое святое! Ты что же думаешь, я, Смотрина, алкоголичка и дрянь? Я – есть хранитель былых достижений науки и будущих великих открытий! Ты это пойми и заруби себе на носу, – она задорно улыбнулась и добавила:

      – Я ведь, Смотрина, надёжная, как гранитная скала над бурной ревущей рекой! Без подвохов, без глупых гадостей и предательств. Так вот, так и есть! Понимай это! И помни!

      Кагор был действительно сладкий, немного приторный, но пить было приятно.

      – Ну, вот! А ты боялся: говорил, что совсем не пьёшь. Глянь сам: полбутылки то и нет! Молодец, другого и не скажу.

      – Но, ненаглядный мой Сметливый, по нашей дороге, вперёд! Не стесняясь, домой! – и хлёстнула коня кнутом.

      – Давай, вперёд мой, родимый! Не грусти и не скучай! Вот, какая нам неожиданность привалила! Так сразу не взять и не осмыслить, как хоти и ни желай! То ли в достаток, то ли в убыток, так сходу и не поймёшь!

      Телега вновь затряслась по ухабинам и ямам лесной заброшенной дороги, вглубь тайности берёз, елей и сосен. По неизвестному лесу, истомленной жизни, без вопроса: куда и зачем всё это есть?

      … – издалека, очень издалека, добирается человечество в достойную жизнь. И до какого места оно дойдёт: за межу, где уже ничего не будет, или в чистоту и порядок, где главное – всё? И нет другого пути, как любить и уважать себе подобных? Но, пока что, есть только, один идиотизм! Иного здесь не найдёшь и не скажешь. Вот, так вот, Макарий, я вижу этот наш милый, зацелованный дурностями мир. Целина для совершенствия новых умов и созидания талантов, только твори! Люби, поднимай себя в то, что дано свыше настоящей жизнью! А не влачении её к безумности унижения, вглубь стыда и позора, таща туда всех и вся, без разбора…, – доносилось откуда-то с глубины, нахлынувшего вдруг тумана.

      … – Что, уснул уже, и так быстро? Укачало нашей телегой в свой безудержный сон?..

      Эйфория напоследок, тронула его лёгким вихрем и унесла в запределы неясной действительности…. Обволокла его мягким дыханием мамы, откуда-то явившейся и нежно прошептавшей: «Я с тобою, мой сын, всегда и везде! Так что, всё будет хорошо! Только, терпи, терпи и верь»…. Запрыгали какие-то тени, прячась вглубь рваной усталости, размывая всё, что было и есть, и что когда-нибудь будет…. Соединялись в покой и тревожную тьму…, волоклись хаотично, в такт тележной тряски…, звучно стучали копытами….

      Он, уже еле слышал возглас Смотрины