Валёр. Иван Июль

вставать с кровати. Устал видимо очень ты от жизни испытаний: ничего, это бывает. Терпи, как говорят, крепче будешь. Я вижу, что грехов у тебя немного, а столько, как и положено быть: без них то, как жить? Никому нельзя, да и нет таких безгрешных. Разве что – святые люди, что в иных сейчас мирах!

      – Вот, я тебе приготовила напиток травяной, уж, постарайся эту горечь выпить. Агриппина сказала, что звать тебя Макарием, – худенькая женщина преклонных лет, заботливо подала Макарию кружку и, вздохнув, тихо продолжила:

      – Всё в мире от природы: святое и мирное. Только надо принимать её, эту природу, чистой душою своей. Вот тогда в мире наладиться жизнь и её предназначение всему настоящему.

      Макарий осмотрел маленькую избу на три узеньких окна. Над ним нависал неровный потолок из густых разных брёвнышек. Сколько лет этому дому, по всем признакам, дано оценить, видимо, только седому времени.

      – Простите, меня! И… здравствуйте! Где это я нахожусь, вот так, неожиданно, и зачем, здесь? Вы, уж, меня извините, я сейчас уйду, не беспокойтесь об этом….

      – Куда это ты пойдёшь? За, каким-таким правом: упасть где-нибудь на пустой дороге? Нет! Эта дорога тебя уже ждёт, и очень спешит куда-то увезти. Но ты не соглашайся, а послушай Агафью! И лежи здесь, до полного выздоровления и набирания сил.

      И будто в подтверждении этих слов, остановилась возле дома, какая-то, машина и ржаво хлопнула дверью.

      В дом без стука вошёл средних лет милиционер. По виду – усталый и очень измученный человек.

      Это, Макарий, заметил сразу, как тот вошёл и понял, что он к нему.

      – Ну и зачем тебя ко мне принесло, Георгий? Чарок я не наливаю, так зачем же, скажи?

      – Не шебуршись, Никаноровна, не шебуршись. Я же власть, а с властью разговаривать так нельзя.

      – Ты, власть? Да какая же ты власть. У меня орденов да медалей больше чем у тебя пуговиц на кителе да твоих штанах. Говорят люди, что ты спал под хлевом у Синьки. Вот ты, какая власть. И пришёл ты сюда не званный, не как гость, а как чужой, не постучав даже. А ещё при кителе и погонах, да и планшет висит вот на плече.

      И Макарий мгновенно вспомнил о планшете, который он прострелил. Не за этим ли сюда прибыл этот Георгий?

      – Не к тебе я Агафья, приехал, а вот к нему, что на кровати твоей лежит. А насчёт медалей да орденов, то их и у меня хватает. И считать их в пуговицах, не намерен. Да и не вешать же их, как твои образы на стену. А что лежал, то, да, лежал. К тебе, вот спешил, да никак не смог успеть. Не позволила мне бывшая контузия в этом. Вот, так, Агафья Никаноровна, – мрачно ответил милиционер и обратился к Макарию:

      – Это что, твоя собака возле дома сторожит?

      – Это – пёс, а не собака! И я – его, а он – мой!

      – Вот ты какой, на самом деле!

      – Какой есть, такой и есть.

      – Ну что ж, собирайся, какой есть и со мной поедешь. На тебя имеется заявление, что ты кем-то прострелен в грудь. Будем расследовать и дознаваться, кто смог тебе принести огнестрельное увечье.

      – Ты, Георгий, участковый, или кто? Этот парень изранен ещё с армии,