Сочинения. Платон

же, однако? Не достаточно ли уже, как представляется, мы охватили в своем рассуждении бытие?

      Теэтет. Конечно.

      Чужеземец. Вот тебе и на, Теэтет! А я бы сказал, что именно теперь мы и познаем всю трудность исследования бытия.

      Теэтет. Как это? Что ты сказал?

      Чужеземец. Не замечаешь ли ты, мой милый, что мы сейчас оказались в совершенном неведении относительно бытия, а между тем нам кажется, будто мы о нем что-то говорим.

      Теэтет. Мне кажется, да. Однако я совсем не понимаю, как мы могли незаметно оказаться в таком положении.

      Чужеземец. Но посмотри внимательнее: если мы теперь со всем этим соглашаемся, как бы нам по праву не предложили тех же вопросов, с которыми мы сами обращались к тем, кто признает, будто все есть теплое и холодное.

      Теэтет. Какие же это вопросы? Напомни мне.

      Чужеземец. Охотно. И я попытаюсь это сделать, расспрашивая тебя, как тогда тех, чтобы нам вместе продвинуться вперед.

      Теэтет. Это правильно.

      Чужеземец. Ну, хорошо. Не считаешь ли ты движение и покой полностью противоположными друг другу?

      Теэтет. Как же иначе?

      Чужеземец. И несомненно, ты полагаешь, что оба они и каждое из них в отдельности одинаково существуют?

      Теэтет. Конечно, я так говорю.

      Чужеземец. Не думаешь ли ты, что оба и каждое из них движутся, раз ты признаешь, что они существуют?

      Теэтет. Никоим образом.

      Чужеземец. Значит, говоря, что оба они существуют, ты этим обозначаешь, что они пребывают в покое?

      Теэтет. Каким же образом?

      Чужеземец. Допуская в душе рядом с теми двумя нечто третье, а именно бытие, которым как бы охватываются и движение и покой, не считаешь ли ты, окидывая одним взглядом их приобщение к бытию, что оба они существуют?

      Теэтет. Кажется, мы действительно предугадываем что-то третье, а именно бытие, раз мы утверждаем, что движение и покой существуют.

      Чужеземец. Таким образом, не движение и покой, вместе взятые, составляют бытие, но оно есть нечто отличное от них.

      Теэтет. Кажется, так.

      Чужеземец. Следовательно, бытие по своей природе и не стоит и не движется.

      Теэтет. По-видимому.

      Чужеземец. Куда же еще должен направить свою мысль тот, кто хочет наверняка добиться какой-то ясности относительно бытия?

      Теэтет. Куда же?

      Чужеземец. Я думаю, что с легкостью – никуда: ведь если что-либо не движется, как может оно не пребывать в покое? И напротив, как может не двигаться то, что вовсе не находится в покое? Бытие же у нас теперь оказалось вне того и другого. Разве это возможно?

      Теэтет. Менее всего возможно.

      Чужеземец. При этом по справедливости надо вспомнить о следующем…

      Теэтет. О чем?

      Чужеземец. А о том, что мы, когда нас спросили, к чему следует относить имя «небытие», полностью стали в тупик. Ты помнишь?

      Теэтет. Как не помнить?

      Чужеземец. Неужели же по отношению к бытию мы находимся теперь в меньшем затруднении?

      Теэтет. Мне по крайней мере, чужеземец, если можно так сказать, кажется, что в еще большем.

      Чужеземец.