Третья половина. Андрей Силенгинский

эту информацию Хилл не мог. И я снова гадаю: случайность или нет?

      Если нет, то надо жать на белую кнопку. И, скорее всего, уходить из спорта. Я задумчиво разглядываю вмонтированную в кухонный стол большую круглую клавишу. Белая кнопка – она может быть любого цвета. У меня – синяя. Под ней маленькая клавиатура. Набрать простенький восьмизначный пароль, надавить на кнопку и – свободен. Можно пойти в море искупаться, а не нравится это море – чего стоит махнуть на Канары. Или еще куда.

      В комнату я решаю не идти. Пью кофе на кухне. Думаю. И принимаю соломоново решение. Провести сегодня последнюю атаку, а если она не принесет результат… Ну что ж, не все матчи можно выиграть. А с уходом из спорта еще подождем, чего горячиться.

      Забавно, такое решение кажется абсолютно естественным. К чему сразу сдаваться, когда можно предпринять еще одну атаку, которая ничем тебе не грозит? Логично, не правда ли? Однако в семидесяти процентов случаев белую кнопку давят после атаки соперника, а не своей. Спрашиваете, почему? Попробуйте поиграть. Может быть, у вас будет точный ответ, у меня он отсутствует.

      Сегодня я не иду к окну и не сажусь в кресло. Хожу по комнате, поминутно кидая нервные взгляды на шлем, в ожидании, что красный огонек сменится зеленым. Атаку я не готовлю, она родилась в моей голове мгновенно. Временами она кажется мне очень опасной, иногда – нелепой и безобидной. Но менять ее на другую я не буду.

      И вот, наконец… Долгожданный зеленый огонек. Хилл заснул. Приятных тебе сновидений, приятель. Я надеваю шлем. Закрываю глаза. Слышатся невнятные шумы, затем легкий щелчок коннекта.

      Теперь, при посредстве вмонтированного в его кабине дрим-генератора, сознание спящего человека беззащитно передо мной.

      Я могу отправить Хилла куда угодно. В те места, которые есть в этом мире, в те, которых нет и даже в те, которых в принципе быть не может.

      Я могу делать с его телом – не настоящим, конечно, но тем, которое он будет воспринимать как настоящее – все, что мне заблагорассудится.

      Но я делаю совсем простую вещь. Николас Хилл – это теперь Роберт Зентора. Тот самый, который несколько часов назад проснулся после сильнейшей атаки Хилла. Тот самый, который подвержен серпентофобии. Тот самый, который хотел нажать на белую кнопку, но решил немного повременить. Тот самый, что ведет сейчас атаку на Николаса Хилла, и убеждает его, что он – Роберт Зентора. Тот самый…

      Цикл, еще цикл…

      Четкая, устойчивая связь вдруг начинает рваться, сменяясь размытыми, неясными образами. Я знаю, что это означает, и снимаю шлем. Я не чувствую радости, потому что я – человек. Но я не испытываю и чувства вины, потому что найтмаринг – жестокий спорт. И еще потому, что я ненавижу Николоса Хилла. Даже сейчас ненавижу.

      Вдруг мне в голову приходит чертовски забавная мысль. Настолько забавная, что я не могу удержаться от улыбки. А может быть, я – это спящий Николас Хилл, и ненавижу я Роберта Зентору? Который убедил меня, что я – это он? Который…

      Я уже не улыбаюсь. Нет. Я хохочу изо всех сил. Я