Мёд для убожества. Бехровия. Том 1. Е.Л. Зенгрим

констеблю последние вести с полей: что Предгорные княжества разграблены и теперь там мародерствуют респы в обнимку с некнягами; что в Моро́ве стало не продохнуть от проповедей лактани́тов, а в Стоцке, напротив, жить можно. Шлюхи симпатичные, и папиросы потрясные. С красной полоской на бумаге.

      Констебль похвалился, что год уж не курит – и внуков стращает: мол, как только возьмут в рот самокрутку, так за ними и придет Бехровское Лихо. Лих, очнувшийся от дремы на слове «лихо», снова задрых на лавке, по-детски раскрыв рот.

      Так пролетали остановки масел-троса. Констебль обычно просил дать ему «секундочку», разбирался с новыми пассажирами и их проездными – и возвращался снова.

      Одна за одной остались позади «Главный вокзал», «Канал князя Дирка», «Рыбов ряд» и прочие, прочие станционные вышки… Когда Лих наконец продрал глаза, мы с констеблем уже обсудили сорта виски, бурбона и плавно переходили к чистому спирту.

      – Срань Двуединая! – воскликнул парень, напугав стайку кудахтавших в вагоне пассажирок. – Какая сейчас станция?!

      – «Приют Святого Лаццо», – как по команде отчитался констебль, словно в мозгу у него был нарисован маршрут масел-троса. – Неужели выходите?

      – Выходим! – громче положенного ответил Лих, и пассажирки зашушукались бойче. – Фух, чуть не проехали…

      – Ну, такбыть, на том прощаемся, – констебль протянул мне ладонь, улыбнувшись усами и морщинками век. – Вы уж не обессудьте, господин цеховик, что болтал не представившись. Зовите меня Отто.

      – Не боись. Дружище. Бруг не из тех, кто обессы… обессу… обессуживает, – я пожал Отто руку. – Это я Бруг, кстати.

      «Уважаемые пассажиры, масел-трос прибыл на станцию…» – подгоняла масел-богиня, ревнуя меня к Отто.

      – Ваша станция, – с едва уловимой грустью объявил констебль. – Такбыть, пойдемте. Всё одно мне мостик опускать.

***

      Приют Святого Лаццо скучен. Всего-навсего богадельня, только с красивым названием.

      К счастью, нам не туда.

      Мы с Лихом свернули на шумный, обсаженный елями бульвар, и запетляли меж торговых прилавков – на любой вкус и цвет. Один торгаш зазывал попробовать «лучшие шашлычки в городе», другой, в забавной шапке – приобрести волшебные игральные кости, «не знающие поражений». Позади звонко окликали мальчишки-газетчики, слева и справа горланили лоточники, а спереди – тоскливую мелодию тянула колесная лира, выпрашивая монетку для уличного музыканта, что крутил ее рукоять.

      И совсем рядышком, только сверни с бульвара и перейди дорогу – алела вывеска публичного дома. Рисунок на вывеске – классика жанра. Плохо одетая девица, в кружевном белье да в единственном чулке, кокетливо подмигивала намалеванным глазом. Изящество тонких линий, натуральный телесный оттенок… Художество вышло отменное, Бругу нравится. Даже захотелось зайти и осмотреться на предмет, кхем, иных произведений искусства.

      К несчастью, нам не туда.

      Нам – в невзрачную каменную караулку с глухой дверью. Караулка