Машина наказаний. Василий Гавриленко

с удивлением осмотрел комнату: он знал, конечно, что в тридцатые годы многие жили в коммуналках, а то и в бараках, но Иноненко – то был начальником кремлевского гаража, а любая власть подкармливает своих слуг.

      Стены комнатки были оклеены порыжелыми обоями с плохо нарисованными колокольчиками, кроме табурета и дивана из мебели были платяной громоздкий шкаф да стол. На столе – стакан с буроватой жидкостью, бутылка воды и портрет Сталина, под столом – несколько книг с потрепанными обложками. Была еще отопительная батарея, на ней сушились носки хозяина.

      Иноненко вздохнул, отошел от окна, присел на заскрипевший диван.

      – Думаешь, почему я так живу, – сказал он, понизив голос до шепота, и развел вокруг себя руками. – Мне от них ничего не надо.

      Архипа поразила такая догадливость, и он не нашелся, что ответить.

      – А у тебя кого… ну, это самое … – приблизив лицо к самому носу Архипа, проговорил Иноненко.

      – Прадеда, Максим Петрович, – соврал Архип.

      Агент понимающе закачал головой, зашлепал губами и, отстранившись, откинулся на спинку дивана. Теперь он смотрел на Архипа с жалостью, словно гибель прадеда потрясла того не далее, чем вчера.

      – А вы?

      – Я? – вскинул брови Максим Петрович. – Я вот из-за него…

      Он ткнул пальцем в том Ленина.

      У двери что-то застучало, словно кто-то уронил банку.

      – Дети, – многозначительно сказал Иноненко. – Ну что ж, племянничек, вечереет…

      За окном и вправду образовались сумерки. Над соседним парадным зажегся тусклый фонарь.

      – Идем ужинать.

      Архип испуганно приподнялся.

      – Да ты фуфайку-то сними, – засмеялся агент. – Или вы в своей Твери в фуфайках кушаете?

      Архип скинул фуфайку, оставшись в русской вышитой рубахе, подобной той, что при царе носили «малые» и «человеки». Не хватало только подпоясаться.

      Иноненко с иронией посмотрел, покачал головой и, порывшись в шкафу, выудил старый френч, кое – где попорченный молью.

      – Надевай! Не бог весть, а все же… Да и в Твери сейчас несладко живется.

      Архип стал переодеваться и краем глаза заметил, что Иноненко с интересом глядит на него.

      – А вы, я смотрю, не шибко поправились-то. Хлипкие!

      Архип промолчал – он и вправду был не очень силен физически.

      Как только дверь комнаты отворилась, в нее хлынул пар, детские крики, а также неторопливый разговор. Неторопливый разговор вели сидящие на кухне люди – много людей. Женщины, мужчины. Как только Архип с Максимом Петровичем появились на кухне, все глаза устремились на новичка. Архип смутился.

      – Познакомьтесь, товарищи, – весело сказал Иноненко, без церемоний заглядывая в стоящую на плите большую кастрюлю. – Мой племяш Архип. А что, теть Маш, можно у тебя макарошек своровать?

      – Нельзя, – засмеялась тетя Маша, та самая женщина, что открыла Архипу дверь.

      Максим Петрович тоже засмеялся и, достав из буфета две алюминиевые миски, быстро наложил макарон.

      – Садись,