Белое проклятие караханы. Василий Иванович Лягоскин

жир матерого зверя.

      Следы зверя попались им уже в разгар третьего дня. И привели они охотников к большой ягодной поляне на берегу совсем узкой здесь речки. Медведь, казалось, ждал их для смертной битвы. Он сидел – совсем как человек – и горстями обирал на диво крупную здесь землянику.

      Это был не первый бой Иванко с огромным зверем. Потому он, стиснув рукой плечо сына, оставил его у края поляны и пошел вперед один, освободившись от лишнего припаса и оставляя лишь острую рогатину и длинный прямой нож на поясе.

      Свет уже знал, что стрелять из лука бесполезно, да и небезопасно. Пробить густую шерсть и толстый слой жира стрелой почти невозможно. Раненного же, рассвирепевшего зверя принять на рогатину во сто крат сложнее. Поэтому младший охотник мог только смотреть, как неспешно сближаются противники.

      Подпустив охотника поближе, медведь, коротко рявкнув, вскочил на задние лапы, отчего еще больше стал напоминать огромного коротконогого человека, и пошел на Иванко. Он словно встречал на этой поляне близкого, давно не виданного родича, навстречу которому распахнул свои объятия. Свет в то мгновенье весь покрылся холодным потом, представив, как сжимаются в смертельном объятии эти длинные лапы, оканчивающиеся длинными и острыми когтями. Нет, парень не боялся – он переживал сейчас за отца, который бесстрашно шагнул навстречу зверю.

      Вот он остановился и направил в грудь зверя рогатину. Нижний края крепкого древка, сработанного из остролиста, надежно уперся в землю. Наткнувшись на острия, медведь словно в раздумьях замер. Иванко махнул рукой перед его мордой, дразня зверя, и снова ухватился понадежней за оружие.

      Медведь, свирепея, навалился на рогатину, принимая ее в грудь. Он словно еще сильнее тщился обнять сейчас «родственника», размахивая грозными лапами. Однако опыта Иванко – и в самой охоте, и в мастерстве изготовления орудий для нее – хватало. Никогда еще оружие, сработанное охотником, не подводило его. Вот и теперь рогатина казалось надежно удерживала зверя на безопасном расстоянии. Руки Иванко дрожали от напряжения; тело словно вросло ногами в землю, позволяя лесному хозяину приблизиться лишь настолько, насколько уходили в его грудь деревянные острия.

      С сухим треском вдруг переломился надежнейший, отобранный Иванко из многих сотен, а может, и тысяч, ствол остролиста. Обломленный в двух локтях от земли, он остался торчать в ней, по прежнему нацеленный в зверя теперь уже одним, не менее острым сколом. Длинный двурогий конец медведь с ревом выдернул из раны и отбросил в сторону.

      Иванко, как знал его сын, уже бывал однажды в такой переделке. И вышел в прошлый раз из нее победителем. И теперь он тоже не растерялся. Двумя быстрыми шагами преодолев расстояние, отделявшее его от грозно ревущего зверя, охотник резким ударом достал сердце медведя ножом, который, казалось, сам прыгнул ему в руку. Умирающий зверь все таки успел обнять охотника, к чему