.

Светлены. А помочь ничем не могла.

      – Лишь бы родить успела, – горестно вздыхала она, понимая, что ни сил, ни знаний ее не хватит, чтобы спасти любимицу рода.

      Словно злой рок простер свою руку над этой молодой женщиной, не свершившей за короткую жизнь ни одного злого поступка.

      Светлена успела. Истаявшая, он лежала счастливая и усталая на широких полатях. Ей поднесли сына. Мальчик молчал, появившись на свет; молчал и сейчас, когда его разглядывали любящие глаза матери и тревожные очи отца, сидевшего по другую сторону ложа.

      Мать погладила голову ребенка, заглянула в его голубые глаза.

      – Светлый-пресветлый, – прошептала она чуть слышно. Лишь Иванко, муж, расслышал эти слова. Тут ее сердце, стукнув в последний раз, остановилось навсегда. Ребенка, не понимавшего еще ничего, пронзила страшная волна его дара. И в первый раз в своей жизни он закричал, выражая в крике – сам того не понимая – и боль утраты, и громкую просьбу не уходить, не оставлять его одного в этом большом мире.

      Подбежавшие тут же бабки, да и отец тоже, смотрели сейчас лишь на него. И только когда ребенок замолчал, все вдруг поняли, что Светлена больше не дышит.

      Теперь уже отец закричал – нет, скорее завыл, как загнанный, оставшийся без надежды спастись волк. И так был страшен этот полукрик-полувой, что бабки не выдержали. Подхватив на руки ребенка, они выскочили из горницы. Отец же, рухнув на колени, гулко стукнулся головой о деревянный край полатей и, не чувствуя боли, надолго замер.

      К сородичам, сбежавшимся к избе охотника Иванки, он вышел через полчаса. Постаревший на добрый десяток лет, он обвел взглядом собравшихся; остановился на старшем брате, Радогоре:

      – Ребенок?..

      – У нас, с Любашей, – ответил тот.

      Иванко понимающе кивнул. Тремя днями раньше Любаша, жена Радогора, родила четвертую уже дочь, и теперь могла позаботиться о племяннике.

      Охотник повернулся к бабкам:

      – Приберите ее… А сына зовут Светославом… Светом… Она назвала, – добавил Иванко.

      Вечером он отправил в далекий путь жену, сам поднеся к погребальному костру факел. Затем, по обычаю рода, он тщательно собрал весь пепел, которого от огромного костра осталось на удивление мало и положил его в крохотную, специально сработанную для этого случая лодочку.

      Охотник опустил лодку в Русинку, и река медленно подхватила ее течением. Притихшие родичи внимательно следили за ней. Достигнув середины реки, лодочка замедлила ход, а потом и вовсе остановилась, словно находилась не на стрежне, а у тихого берега. Вот она закружилась на месте, как в омуте и медленно затонула.

      – Приняла, – выдохнула единой грудью толпа.

      Иванко повернулся к родичам; остановился невидящим взглядом, словно говоря:

      – Разве могла святая Русинка не принять чистую душу?..

      Свет тряхнул головой, отгоняя тягостные воспоминания, идущие из детства, от рассказов доброй тетки Любаши.