Белое проклятие караханы. Василий Иванович Лягоскин

последней поэмы Фардоса: «… Придет крепкий телом и твердый духом человек и овладеет этой силой во благо других. Что сделает он – свершит ли подвиг, спасаю гордую деву парсов, или принесет ее в жертву, знает только небо…».

      Мастер надолго замолчал; Свет не двигался, боясь спугнуть воспоминания старого бойца.

      – Но, – поднял наконец кверху палец мастер Ли, – «… ничем не проявится сила эта в деве и найти ее – вот главная задача…».

      – И.., – начал было Свет.

      – И мастер Иджомах решил найти эту силу, дабы приумножить мощь Обители.

      – Но ведь никто не знает, в чем заключена эта сила? – прервал его Свет.

      – В чем, или в ком? – горько поправил его учитель, – что ж, Иджомах нашел выход. Он, конечно, не стал разъезжать по городам и весям, свершая подвиги во славу кочевниц. Но решил, что может обрести силу, принося их одну за другой в жертву во имя Обители.

      Полилась большая кровь, ведь ни одно гордое племя не отдаст свою Повелительницу без боя. И льется до сих пор, если только Иджомах не добился своего.

      – И ни один из двенадцати мастеров не воспротивился этому? – спросил молодой охотник, уже зная ответ.

      – Увы, лишь мне одному показалась чрезмерной цена за обладание силой. Приговоренный кругом Двенадцати к смерти, я бежал. Благодарение небу, – он поднял голову кверху, – что успел добраться до земель твоего рода… Нашего рода, – поправился он, улыбнувшись.

      – Не знаю, какая сила хранит твой род – но она превзошла усилия одиннадцати великих, пытавшихся вернуть меня. Там, где ты подобрал меня, Свет, я бы умер… Или повернул назад – к более ужасной смерти.

      Мастер Ли надолго замолчал.

      – Расскажи мне о Фардосе, учитель, – прервал наконец молчание ученик, – неужели в словах может быть сила?

      В этом Свет убедился сам, выучив под руководством мастера парсийский язык – еще быстрее, чем дуганский. Завороженный, слушал он наставника, переживая вместе с поэтом то яростный гнев, то безмерную печаль, то глубокую любовь, то обжигающую ненависть.

      Учитель огорченно развел руками:

      – Это все стихи Фардоса, которые я знаю. Слышал, что много их, не записанных, передают из племени в племя парсы. А может, сами сочиняют.

      Как не велика была жажда знаний Света, все же больше он тяготел к боевым искусствам. Полностью отдаваясь тренировкам, он не раз удивлял учителя той скоростью, с которой приобщался к мастерству Дао. Случалось, что и отвергал тот или иной прием, или изменял его, подгоняя под собственное тело и темперамент.

      Так, скептически разбирая нарисованный учителем на куске бересты арбалет, Свет ткнул пальцем в зарядно-пусковое устройство оружия:

      – Сколько времени пройдет, чтобы снарядить, прицелиться и выстрелить?

      – Умелые стрелки за минуту могут сделать десять… даже пятнадцать выстрелов.

      – А сколько это – минута, – спросил