А ты не сдерживай слёз и реви. Андрей Арсеньев

ням, идиоть, кудя зе есё, – ответил Дюклён с добродушной улыбкой.

      – И что они делают у вас?

      – Зивуть (пых-пых), тяк зе кяк и туть… (пых-пых) тёлькя есё люсьсе.

      У мальчика разыгралось воображение.

      – Некотярие дязе умеють с нями рязгяваривать.

      – Врёшь?

      – Я никогдя не врю! Биля у нась одня вася птися! Онь сям мне лисьня скязяль, сьтё прилетель из васего миря! И зьвали егё Пункляв!

      Пых-пых-пых-пых.

      – Пункляв?

      – Дя!.. (Пых-пых.) Не встресяль его никогдя? Больсёй тякой, типя… (пых) кяк вась… гусь? не… (пых-пых) пингвинь, тёсьня! Во!.. Видель би ти кякие у негё, – проговорил Дюклён и заговорщицки что-то шепнул мальчику на ухо, отчего у того отвисла челюсть. – Дя-я, я не сюсю… во-о-оть тякие, – закончил он, выставив в стороны руки, и гордо запыхтел зажатой в зубах трубкой. – Не меньсе.

      Мальчик и Дюклён после этого немного помолчали, задумчиво опустив головы.

      – Не зняесь, кудя онь мог пядеваться?

      – Пункляв?.. А что с ним?

      – Пряпаль… – с печалью произнёс Дюклён. – Узе дявнё у нась егё не биля… Хярёсий биль. Прявдя всегё тёлькя одинь разь у нась биваль, нё… сьмог зяпомниться.

      – А другие птицы не знают, куда он мог подеваться?

      – Отькудя я зняю, зняют яни или не зняют, если яни рязгяваривать-тя не умеють! (Пых-пых.) Одинь тёлькя Пункляв умель…

      Два наших приятеля с тоскою погрузились в свои думы.

      – Скажи… – начал было мальчик, но Дюклён его перебил.

      – Тяк, тебе сьтё, япять интересня узнять пря мою зизнь? – Кивнул. – Есё, няверня, здёсь, сьтоб я тебе песеньку спель кяк в кякой-нибудь детськой скязьке, дя? – Чутка задумался, улыбнулся и закивал. – И сьтёб ти потянсеваль подь неё, дя? Хе-хе.

      Мальчик оскалился на Дюклёна.

      – Есьли тебе тяк интересня узнять всё пря меня, тё дявай меняться: ти мне помось, а я тебе истёрию, дягяварились?

      Мальчик думал-думал и надумал. Интерес возобладал над злобой.

      – Ладно.

      – Воть и отлисьня! – бравурно заявил Дюклён, потирая ладошки. – Поря брёситься ня поиськи Мурдиклиффа! Гип-гип… – торжественно ораторствовал Дюклён и сконфузился, поскольку вместо «ура» послышалось громкое урчание из его живота. – Ой-ёй-ёй… – стонал он, обхватив стальной корсет.

      – Что? – встревожился мальчик.

      – Голёдний, воть сьтё, – простонал Дюклён, не выпуская из рук своё пузо.

      – Ну так поешь.

      – Сьтё?

      – Что-то… У тебя с собой что-то было?

      – Отькудя? Я еле успель за Мурдиклиффом. Гятёвить бутебрёди у меня времени не биля, ой-ёй-ёй…

      – Может… тогда тебе что-нибудь принести?

      – Сьтё? – спросил Дюклён, лукаво выглядывая исподлобья.

      – Еду.

      – Кякую?

      – А что ты ешь?

      – Я мнёго сего емь: дялякоськи, трёти, трюгёти, янёзам…

      – Я этого ничего не знаю.

      – Я зняю, сьтё не зняесь. пятяму сьтя етя всё изь моегё прекрясьняго миря, – говорил Дюклён, уже совсем забыв про боли в своём животе.

      – Ну, это я тебе достать не смогу.