Когда господствует серость. Marie Umbrini

Барет трясущимся голосом зачитывала тексты и, преодолевая отвращение, ела бумагу. Некоторые девочки стали с одинаковой ненавистью смотреть на воспитательницу и на повстанцев, некоторые затыкали уши, самые маленькие просто плакали. С торжествующим видом стояла только Урма, но и ей казалось унижение чрезмерным.

       Вдруг Барет прорвало:

      – Кантронович, ой, конечно, Кантроне! А ты хоть знаешь, сколько раз звучал отказ от предложенного мной жениха? Один раз, это была ты. Другие девушки даже не знали о договоре, так как соглашались сразу. Человек, который мог стать твоим мужем, сейчас командует обороной этого города. Представляешь, какой это был завидный жених?! Да, браки принудительные, но тогда преступники – почти все отцы семейства, почему страдаю только я? Да, я действовала во имя корыстного интереса! Так вся экономика работает. Всё благо образуется именно после сочетания корыстных интересов, и только такие идиоты как ты или твой нелюбимый Детла будут иное говорить. Ах да, ещё Дире Йорхем подобное заявлял про гнусность эгоизма, когда пытался у меня дом отжать под госпиталь, а я ему бумагу показала. Но почти никому, кроме тебя, мой приют не приносил страданий: родственники получали деньги вместо содержания ненужной сироты, девочки получали кров, неплохое образование и гарантированного обеспеченного мужа, который в свою очередь получал хорошо воспитанную и гармонично развитую жену с титулом. Ну а я получала деньги. И никто, кроме тебя не ныл. Более того, ты думаешь, что действуешь ради других, но любой наш поступок – это наша на самом деле выгода. Мы не умеем думать о ком-то, кроме себя.

      – Возвращать ли тебе долг, при условии, что деньги те ты тоже сожрёшь, поскольку скоро не понадобятся?

      – Ой, не надо. Гёл… Ой, извини, Бродяга, ты так великодушна и так гуманна. Прямо тотальная демократка. А деньги не понадобятся, поскольку скоро новые будут печатать? А, конечно, потому что тотальную демократию скоро установят? Ой, как же я счастлива, прямо как на балу у короля. Нет, я всё понимаю, но позволь мне напоследок с девочками поесть, я вчера вечером булочки сделала. Сама. Ты помнишь, наверное, еду, которую я иногда лично. Она повкуснее будет, чем то, что готовят несчастные, как ты считаешь, угнетённые, как ты убеждена, сотрудницы. Пусть девочки запомнят меня доброй.

       Вдруг голос подала Ведле Кифде:

      – Там яд.

       Барет наигранно возмутилась:

      – Аааа! Так это она положила, какая сволочь! Понимаете, Ведле же – детлистка, а они только на полумеры идут, не выступают за подлинное освобождение человека, отсюда и этатизм, и вот такая жестокость. А ведь я её спасла. Она участница митинга того самого, где лично Детла был. А Йорхем арестовал, потом убил всех подозрительных. Но я не выдала Ведле.

      – Я бесплатно работала, точнее за еду и молчание.

      – А как ты хотела? Союз эгоизмов – твоё желание жить и моё желание бесплатной работницы. И да, после того как город был окружён, деньги всё равно обесценились, так что…

       Ведле опять заговорила:

      – Яд