Возмездие. Yuliia Panchenko

вышестоящих чинов. Он просто смотрел – ясными, не задурманенными алкоголем глазами. И меня словно кто в спину толкнул – подошла к нему, опустилась на одно колено и сказала:

      – Простите меня, ради Бога, простите.

      «С ума сошла» – сказал кто-то поблизости, но мне было плевать, потому что я отчетливо помнила, как это – в одночасье потерять всё. Ведь неведомо – ни мне, ни кому бы то еще, что заставило этого мужчину сесть здесь с протянутой рукой. Обстоятельства ли, голод, глупость, неважно, но вот сейчас, сегодня он здесь. Сидит, недоуменно глядя на мое перекошенное лицо, и пытается что-то возразить, подтолкнуть, чтобы встала, но я лишь покачала головой и незаметно положила в его холодную ладонь последнее, что осталось от материного наследства – еще одно кольцо: золотое, без камней и завитушек. После, встала и ушла, не оглядываясь. Унося никем непрошеную жалость вместе с собой.

      Впечатлений, и правда, оказалось многовато.

      Все навалилось разом: звуки – гомон, суета. Запахи – духов: сладких, шипрово-удушающих, которыми обычно пользуются женщины за пятьдесят; вонь от выхлопов; аромат вареной кукурузы, что продавали прямо тут: из кастрюли, накалывая тугие кочаны длинной серебряной вилкой.

      От изобилия затошнило, закружилась голова.

      Я остановилась на миг, прислонившись лбом к шершавой коре клена, передохнула минутку, а потом заспешила домой.

      Зашла к соседке за комплектом запасных ключей, забрала их, ничего не объясняя, и направилась в квартиру.

      ***

      В прихожей витал аромат мужниного парфюма: слегка ванильного, но по большей мере табачного. Еще немного пахло лаком – недавно покрывали им паркет.

      От домашней атмосферы – родной, привычной, на глаза навернулись слезы. Захотелось раскинуть руки и завопить от счастья. Как много переменилось со вчерашнего утра! Так много, что не вмещалось – выплескивалось через выступившую влагу на ресницах и барабанило отчаянным сердцебиением…

      Я скинула лакированные туфли на сплошной подошве, и, таясь: будто бы не домой вернулась, а в чуждое место, прошла по коридору, по пути заглядывая в комнаты.

      Вадим был на кухне: пил кофе и просматривал какие-то бумаги.

      Такой сосредоточенный, хмурый на вид, но до боли родной человек. Разом захотелось обнять его, прижаться, раствориться. Забыть эту сумасшедшую ночь. Вычеркнуть из памяти, словно и не было! Остаться прежней – светлой девочкой-хохотушкой, напрочь позабыв о том, что случилось в старой, вонючей, промасленной кибитке.

      Но, я замерла на пороге, почувствовав, как горло свело: ни слова не вымолвить. Заморгала, стараясь не впасть в истерику.

      Вадим же, почувствовав мое присутствие, резко обернулся и глянул остро из-под густых бровей.

      Спросил, без всякой приязни:

      – Где ночевала?

      Я попыталась сглотнуть ком, но ничего не вышло, да еще и язык взял, да отнялся. А в голове непрошено завертелось: отчего не сказал: «привет»?

      Муж,