Возмездие. Yuliia Panchenko

взор на детей-воспитанников. Не хотела замечать насмешки окружающих, или, что еще хуже – бесполезную жалость… все это – было не для меня. Как угодно, только не так.

      И я лежала, смиренно ожидая.

      Смысла бороться, брыкаться, кричать, пытаться изменить судьбу – не было никакого. Я уже все решила – предсказуемо так, как по брошюрке с напечатанной психологической чепухой: приняла решение сдаться. Да и что могла противопоставить двум крепким мужчинам: мольбы, сопли, истерику? О силе и физическом противостоянии не было и речи. Вот и молчала. Лежала. Будто бы там, и в тоже время далеко.

      На хуторе. Там, где свинцовые тучи низко-низко, и сыпется вниз конфетти хрустальных снежинок. И санки ждут, как запряженные в повозку кони: мечтая сорваться вниз с горы, услышать свист ветра в ушах и ощутить на языке пьянящий привкус свободы…

      Знала, что нужно потерпеть еще совсем немного. Утешала себя, просила потерпеть, ведь все завершится – рано или поздно всё заканчивается.

      Лиц они не скрывали, а наивной я никогда не была, поэтому знала, что утолив свою звериную жажду, эти двое по-тихому закопают тело в ближайшем леске.

      Страшно не было. Разве что чуть-чуть. Поэтому я отвлекалась понемногу – на хутор, на трещинку в потолке, на математические уравнения.

      И, наконец, время пришло.

      Солнце как раз вставало. Пока робко, несмело: восток едва озарился розовым светом. Я видела небо, потому что они сидели на крыльце – покосившемся деревянном порожке, а дверь за их спинами была распахнута настежь.

      Курили, прижавшись плечами, друг к другу, и буднично решали, как именно мне придется умирать.

      Я всерьез собралась протестовать против ножа в живот, потому что куда менее болезненно было выбрать пулю в голову. От пореза, наверняка, придется помучиться, да и кому нужны эти бумажные декорации: кровь изо рта, булькающие звуки в горле, невозможность вздохнуть, пузырящаяся на губах кровь… по крайней мере, смерть от ножа представлялась мне именно так.

      Открыла рот, чтоб высказать мнение и выбрать пулю, пусть даже выстрел окажется громким и неэстетичным, когда на пороге вдруг появился он.

      Третий.

      Вынырнул из темноты, весь какой-то взлохмаченный, хмурый. В камуфляже, с автоматом за спиной. Я, было, решила засмеяться – назло суке-судьбе, что не дает возможности сдохнуть просто, но Третий глянул на меня мельком, задержался взглядом на лице и перевел глаза на сослуживцев.

      Они были укурены вусмерть. Еще тогда, когда затащили меня, праздно шагающую домой с работы, в старенький микроавтобус, глаза их были пусты и стеклянны. Сейчас же, зрачки и вовсе сузились до микроскопических точек.

      Третий казался спокойным – словно ничего из ряда вон не произошло. Будто голая, замученная девчонка, валяющаяся на полу в военной кибитке – дело совершенно привычное. Хотя, кто знает, может, так оно и было, черт возьми.

      – Какого гребаного хрена? – очень тихо спросил он. – Вы где должны быть, укурки?

      Те двое переглянулись.

      – Пора?

      – Уже